Галимов Брячеслав - Демоны острова Пасхи Страница 11

Вечером праздник завершался там, где начался – у реки. Мужчины исполняли священный танец, но исполняли его холодно и уныло, одев, к тому же, на лица одинаковые страшные маски. Женщины кричали от ужаса; тогда вперед выходил старейшина деревни и упрекал женщин за похищение инструментом Журупари, говорил о тяжких последствиях этого неразумного поступка, – и заканчивал тем, что прощал женщин, обещая им, в то же время, от лица всех мужчин постоянную любовь и верность.

Праздник заканчивался веселым пиром, в ходе которого заключались новые брачные союзы. Жениться или выйти замуж на празднике Журупари означало обеспечить себе долгую и счастливую семейную жизнь.

В брак вступали юноши в возрасте двадцати лет, а девушки – в восемнадцать или чуть позже. На отцах лежала забота отыскать жен для своих сыновей, но считалось неудобным заботиться о замужестве дочерей. Условившись и договорившись о женитьбе, отцы сговаривались о церемонии и приданом, которое было очень невелико. Когда наступал день свадьбы, приходили гости и жрец; жрец освящал бракосочетание молодых, раз к этому хорошо отнеслись родители. Юноше отдавали его жену в эту же ночь, если он был готов к этому, – но он должен был уйти из своего дома и жить у родителей жены. Зять оставался у тестя и тещи, работая на них пять лет, а если он не делал этого, его выгоняли из дома. Правда, он мог уйти и сам, если его плохо кормили, но тут уже все зависело от тещи – она заботились, чтобы жена всегда давала мужу есть.

В деревне, где жили Кане и Капуна, на празднике Журупари ожидалось две свадьбы. С первой все было ясно: Капуна женился на Мауне; по общему мнению, они были подходящей парой друг для друга, их родители не возражали, в деревне об этом знали давно, – в общем, здесь не было никакой загадки. Но зато вторая свадьба вызывала много толков и предположений: все ждали, что в день праздника Журупари женится и Кане, но не могли угадать, кого он выберет в невесты. В самой деревне девушки подходящего возраста для него не было, но в окрестных деревнях было много подобных девушек, и каждая из них с удовольствием пошла бы замуж за Кане.

Если бы Кане не был сиротой, в деревне скоро узнали бы от его отца и матери, кто его избранница, Но мать Кане умерла, когда он был совсем маленьким, а потом умер и его отец, рыбак. Так что Кане сам должен был свататься к той девушке, на которой хотел жениться, а поскольку в последнее время он часто где-то пропадал, то в деревне решили, что Кане так и делает. Но кто же она, его невеста? Приведет ли он ее в свою деревню на праздник Журупари или свадьба будет там, откуда родом эта девушка, и куда предстоит уйти Кане на ближайшие пять лет? Попытки выведать что-либо у Кане не дали результатов, и эта загадка мучила деревенских жителей, не давая им покоя…

Вечером четвертого дня праздника состоялось бракосочетание Капуны и Мауны; его совершил у деревенского алтаря молодой жрец, помощник Баиры. Жених и невеста выглядели очень хорошо: на ней было длинное платье из домотканого полотна, с традиционным пестрым орнаментом, вышитым по подолу и краям рукавов; темные густые волосы были собраны в длинный стоймя стоящий пучок, украшенный бутонами цветов; на шее Мауны висело тяжелое ожерелье из редких больших ракушек, которые свидетельствовали об относительном достатке ее родителей, так как такие ракушки служили на острове деньгами.

На женихе была белая набедренная повязка, – признак невинности, – достающая до колен; на плечах ярко-желтая накидка с таким же орнаментом, как на платье невесты; на голове причудливой формы шапочка с ушками, завязанная под подбородком.

Жрец прочитал положенные молитвы, трижды обвел новобрачных вокруг священного огня, горевшего перед алтарем; для изгнания злых демонов помахал на них курительницей, источающей благовония; призвал богов охранять брак Капуны и Макуны, а их самих – любить друг друга и рожать побольше детей. Таким образом бракосочетание совершилось, молодых усадили возле старосты во главе поставленного прямо посреди улицы праздничного стола, – можно было начинать пир.

Однако староста не торопился: подслеповато щурясь, он смотрел на дорогу за околицей, как будто ожидая кого-то, и жители деревни отлично понимали, кого он ждет. Кане не было на празднике, но он обязательно должен был придти на свадьбу друга и, возможно, привести свою невесту. Жрец, которому уже успели сообщить об этом, не уходил от алтаря, не снимал священные одежды и был готов совершить второе бракосочетание.

Мауна сидела, как на иголках, – уж она-то знала, кого любит Кане, и знала также, что второй свадьбы сегодня не будет. Много, много дней, с самого Праздника Птиц она хранила тайну, доверенную ей Капуной, но сегодня терпению Мауны пришел конец. Она и ерзала, и кряхтела, и кашляла, – так что ее родители решили, что с ней случилась какая-то неприятность. Мать Мауны тихонько спросила дочь, в чем дело.

– Ах, мама, я совершенно здорова! – с досадой отмахнулась Мауна. – Но вот Кане…

Она сделала многозначительную паузу.

Капуна быстро глянул на нее и незаметно толкнул в бок.

– Что ты меня толкаешь? – немедленно отозвалась Мауна. – Шила в мешке все равно не утаишь. Сколько можно морочить людей, они же ждут, что Кане придет со своей невестой. И не забывай, у нас с тобой свадьба сегодня, – но скоро ночь, а еще даже не начался праздничный пир!

Услышав слова Мауны, люди вытянули головы и навострили уши. Староста, умирая от любопытства, потер ладонью об ладонь, поглядел зачем-то на небеса и безучастно спросил:

– Мауна, ты, вроде бы, произнесла имя Кане? Или я ослышался? Тебе известно о нем что-то, неизвестное нам?

Капуна снова глянул на Мауну и поднял руку в предостерегающем жесте. Но остановить ее было уже нельзя.

– Да! – выпалила она. – Да, мне известно кое-что о Кане! Он не приведет сегодня к нам свою невесту, и второй свадьбы не будет. Может быть, ее не будет никогда, потому что до сих пор ни одна девушка, посвятившая себя богам, не выходила замуж!

– Что ты наделала, Мауна! – отчаянно вскричал Капуна, а староста переспросил с ужасом:

– Девушка, посвятившая себя богам? Неужели Кане полюбил одну из них?

– Не просто одну из них, а саму Парэ, дочь верховного жреца, – сказала Мауна, выделив имя Парэ.

Все присутствующие на свадьбе оцепенели, а лицо старосты сделалось белым, как брюхо озерной рыбы.

– Ты уверена в том, что говоришь? – почти беззвучно произнес он после длительного молчания.

– Еще бы! – отвечала Мауна. – Да вот и Капуна может это подтвердить.

Все посмотрели на Капуну; он, не поднимая глаз, пробурчал что-то невнятное в знак согласия.

– О, боги, за что вы прогневались на нас! – воскликнул тогда староста. – Добром эта любовь не кончится. Я знаю Кане с колыбели, мы все знаем его: он не остановится ни перед чем; даже проклятье богов не остановит его. А люди на острове будут винить нас – ведь он из нашей деревни и вырос на нашем попечении.