Иржи Ганзелка - Там, за рекою, — Аргентина Страница 11

В роскошном альбоме видов Буэнос-Айреса — нечто вроде «Праги в фотографиях» Карела Плицки — встречается снимок одного из перекрестков, где изображен сплошной поток людей, как во время демонстрации; сквозь него с трудом пробиваются автобусы, велосипедисты, такси. Во избежание недоразумения внизу подпись: «Люди ходят здесь, не подчиняясь никаким правилам и законам: никому еще не удалось организовать уличное движение в Буэнос-Айресе. Пешеходы и шоферы всегда видят здесь только зеленый свет…»

Это пояснение, в свою очередь, нуждается в пояснении. Для нормального портеньо, если он, конечно, не обладает абсолютной зрительной памятью, аллегория, касающаяся вечнозеленого света на перекрестках, совершенно непонятна. Он просто не знает, что такое светофор.

Несколько лет назад служба уличного движения поставила на некоторых перекрестках светофоры, но вскоре была вынуждена их снять, поскольку никто не обращал внимания на загорающийся свет.

Аргентинец — это прежде всего криожьё. А криожьё — неисправимый поборник свободы, приверженец бескрайной пампы и конного седла. Мчись как ветер! Он нажимает на педаль газа так, будто пришпоривает коня, а с рулем обращается, как с поводьями. Но если рвануть коня за узду на полном скаку, то, встав на дыбы, он остановится как вкопанный. Если же уздой служит ножной тормоз, а у коня пневматические копыта, то дело обстоит хуже. Собственный передний буфер ударит в задний буфер соседа, а в собственный задний буфер ударит кто-то другой. Европейский шофер в таком случае вылезает из машины, засучивает рукава и принимается поминать всех тварей, известных ему по школьным урокам естествознания. Затем он зовет регулировщика, начинает записывать номера, фамилии, искать свидетелей, которые бы подтвердили, как все было.

А в Аргентине? Криожьё за рулем улыбнется, высунет голову из кабины и кивнет переднему. Это означает: «Толкани-ка чуточку вперед, а я осажу назад». То же самое сделает и задний сосед, если у него в запасе есть хоть один свободный метр. И тогда начнется: моторы ревут, как львы в клетке, шоферы плюются, беснуются. Это продолжается до тех пор, пока одна из машин не вырвется из этих тисков. Не беда, если она оторвет чей-то буфер и увезет его с собой, как трофей. Что в этом особенного? Ведь и средневековые рыцари уносили на память о турнире сломанные копья противника. Вылезти из машины и приподнять зацепившийся буфер? Ни за что на свете! Это совершенно не спортивно!

Если бы вы нашли время и решили подсчитать, сколько в Байресе машин без единой царапины, то ваше намерение не увенчалось бы успехом. Помятые крылья, искривленные буфера, изуродованная облицовка радиаторов, содранная краска — все это ценится в Аргентине как знаки рыцарской доблести. Поэтому, говоря о своем транспорте, портеньо выражаются самым невероятным образом. Автобусы именуются «матахенте», что означает «душегуб». А шоферы заслужили почетный титул «асесинос» — убийцы.

Но уж что хорошо, то хорошо. У шоферов такси здесь есть такие достоинства, что они с лихвой уравновешивают их грехи. Мало где такси стоит так дешево, как в Байресе. За первые семьсот метров платят пятьдесят сентаво, а за каждые следующие двести — по десять сентаво.

Нужно также сказать, что здешние водители такси — феноменальные знатоки своего города. Уже одно то, что такса тут до смешного низкая, соблазняет откопать в списке тысяч улиц самое экзотическое название и сесть в такси. «Си, сеньор», — подтверждает шофер, что название услышано, и устремляется к цели кратчайшим путем. Ему и в голову не придет везти пассажира окольными путями, специально кружить по городу. Несколько повышенная начальная плата заставляет его как можно быстрее разделаться с пассажиром и поскорее взять нового.

Стоянку искать бессмысленно. Такси целый день курсируют по улицам. Их здесь тысячи, но свободную машину увидишь редко. Пассажиры ловят такси на ходу. Им не хватает только лассо, чтобы чувствовать себя так же, как при ловле мустангов в пампе.

И еще одна особенность есть у Буэнос-Айреса. Ее можно было бы назвать всяко: голубятня, амвон, капитанский мостик, маяк с балдахином, дозорная вышка, ораторская трибуна на курьей ножке, пьедестал и тому подобное. А еще — живой светофор.

Как уже говорилось, процесс перевоспитания портеньо из вольных сынов пампы в рабов трехцветного фонаря не ушел далеко вперед. Но если человек в пампе укрощает коней, то почему этого нельзя делать и на улицах города с четырехмиллионным населением? Поскольку стальные кони не обладают теми же спортивными способностями, которыми наделены обычные скакуны при родео на эстансии, но зато имеют опасную склонность вдавливать укротителей в асфальт или в лучшем случае оставлять память о себе на их конечностях, местные власти вынуждены были укротителей несколько «возвысить». Укротители получили вполне приличную униформу, белые перчатки и… пьедесталы. Не какие-нибудь размалеванные бочки, а элегантные круглые дозорные вышки на двухметровой курьей ножке с крышей, защищающей от палящего солнца. А также свисток. Укротитель свистнет, разведет руки — и сплошной поток автомобилей, колективо и автобусов вмиг остановится. В поперечном направлении устремляется другой поток. Червяки-пешеходы тем временем переползают с одного берега на другой и скрываются под землей. Теперь снова можно властно свистнуть: для того ведь и поставили вышку, чтобы укротителя было видно даже с соседнего перекрестка.

Уязвимым остается лишь одно место: основание. На случай, если бы какой-нибудь из стальных мастодонтов вздумал «подорвать авторитет» регулировщика тупым рылом радиатора, у укротителя в резерве остается спасительный прыжок на крышу. Ведь регулировщик тоже криожьё. А настоящий криожьё всегда вскочит в седло, даже если конь несется во весь опор.

Аргентинские и южноафриканские автомобилисты обладают одним общим свойством — они мастерски используют место у тротуара. Если шофер идущей впереди машины помашет из окна рукой, это значит: «Остановись, я иду на стоянку!» А дальше все идет, как в ярмарочной толчее.

Возле тротуара освободилось местечко, равное длине одного автомобиля. Но это вовсе не препятствие для хозяина машины, решившего ее туда втиснуть. «Дзинь, бум!» — сосед подвинут на двадцать сантиметров вперед; «бринк!» — четверть метра отвоевано у двух других. Затем включается задняя скорость, и то же самое повторяется в обратном направлении. Потом еще раз вперед, и после этого остается лишь подравняться, чтобы помятые крылья не стал выправлять кто-либо другой. Если вам когда-нибудь доведется ездить по Буэнос-Айресу на машине, не вздумайте на стоянке затянуть ручной тормоз или включить скорость. Это считается здесь грубостью, достойной сурового наказания.