Игорь Зотиков - Пикник на Аппалачской тропе Страница 11

Голова закружилась.

Москва! Дом, где вырос. И даже возможность учиться, хотя в это поверить нельзя. Что-то там не так. Но с другой стороны — все мои друзья здесь. И уехать от них, у кого нет пропусков в Москву, — это в какой-то степени предательство. Хотя почему? Я просто москвич, возвращающийся домой. Я ведь не виноват, что я москвич.

Два дня, пока можно было еще ждать, я все колебался, думал, думал, как поступить. На третий день отец увез меня на железнодорожную станцию. Прощай, Башкирия. Прощайте, любимые школьные друзья.

Вот так случилось, что все в жизни внезапно изменилось. Я вернулся в Москву и, съездив в МАИ, увидел вдруг тысячи и тысячи юношей, сдающих документы для поступления, и сам тоже подал свои документы и был принят в студенты факультета авиамоторостроения. Казалось, что до осуществления или хотя бы выяснения возможности работы гибрида дизеля и паровой машины рукой подать.

Учиться в МАИ оказалось гораздо труднее, чем я предполагал, особенно на первом курсе, после которого почти половина студентов была отчислена за неуспеваемость. Свободного времени не было ни секунды. Раз или два я пытался сходить на кафедры двигателей, рассказать о своей идее. Но у преподавателей — крупнейших специалистов по моторам, видно, тоже не было времени, они слушали меня удивленно, спрашивали, с какого я курса, и настоятельно советовали отложить идею на пять лет, до дипломного проекта, а пока — не думать о ней.

На втором курсе учиться стало легче, но времени в основном хватало лишь на учебу. Раз как-то я увидел объявление о том, что парашютная школа МАИ приглашает студентов в число курсантов. Против такого предложения я не мог устоять и тут же записался в парашютисты. Со страхом прошел «строжайшую» медицинскую комиссию и через месяц тренировок в «парашютном классе» поехал со своими новыми друзьями в электричке на подмосковный аэродром для того, чтобы сделать свой первый прыжок с самолета По-2. Как тогда я жалел себя: вот дурак, влез в это дело и теперь не знаю, останусь ли в живых. Правда, через пару часов я уже был в состоянии эйфории после первого прыжка и готов был тут же прыгать еще и еще.

К концу учебы на втором курсе закончилась война, и в МАИ стали привозить новую трофейную технику. И вдруг оказалось, что поршневые самолеты и двигатели устарели. На повестке дня стояли ракетные двигатели и реактивные. Наверное, под влиянием этих идей студенты старших курсов Московских авиационного института и университета и Высшего технического училища имени Баумана организовали студенческое научно-техническое Общество по полетам в стратосферу и космос на ракетах. Но тут мои интересы устремились совсем в другую сторону. Однажды, когда нормальная мирная жизнь уже входила в свои права, я увидел вдруг объявление о создании секции альпинизма. Даже глазам своим не поверил. Неужели и такое возможно? Неужели можно вот так прийти по объявлению на занятия и со временем увидеть настоящие горы, ледники. Вспомнилась сразу, казалось, забытая картинка из книги «Жизнь растений»: нежные неземные фиолетовые колокольчики — сольданелли — на фоне заснеженных гор. Неужели мечта может сбыться и я увижу все это?

Конечно же я записался и в эту секцию и стал ходить по вечерам на тренировки два раза в неделю: бегал и прыгал со всеми до тех пор, пока, казалось, еще шаг, и упаду от усталости. Ездил за город в походы по воскресеньям и всю зиму, по совету тренера, гордо ходил без перчаток, чтобы руки не боялись холода. На следующее лето я наконец попал в горы. Они покорили, потрясли меня.

Ну, а занятия в летной секции студенческого общества также продолжались, и я вместе с другими ее членами начал тренироваться для полетов в стратосферу в барокамере Первого медицинского института, что стояла тогда в одном из корпусов Первой Градской больницы, где-то у самой ограды Центрального парка культуры и отдыха имени Горького.

Барокамера. Проверка реакции гашением вспыхивающих стрелок, направленных вправо и влево. Длительное пребывание «на предельной высоте», а потом стремительные «спуски», когда в уши, казалось, воткнули карандаши, которые кто-то давит, стараясь порвать барабанные перепонки. Проверка на себе различных лекарств, вроде японского лимонника, стимулирующего сохранение работоспособности «на высоте», или других средств, использовавшихся для стимуляции организма японскими камикадзе, летчиками-смертниками. Правда, когда мы ехали после таких «тренировок» в МАИ, нас качало, а на лекциях мы не понимали ни слова. Я не знаю, прошел ли кто-нибудь из нас весь курс этой подготовки. Некоторые сходили с дистанции по болезни: воспаление среднего уха, боли в сердце. У кого что. Другие проваливали экзаменационную сессию. Я был в числе последних. И однажды декан сказал мне, что если я провалю еще один экзамен, то буду отчислен из института, а пока меня лишают стипендии. И тут я своим тупым — после средств, используемых камикадзе, — умишком понял: перетренировался!.. И прекратил поездки к парку культуры… Отсутствие стипендии было восполнено ночными разгрузками вагонов на Рижской-Товарной.

Когда через несколько месяцев я вернулся в тихий корпус у Первой Градской — все было кончено. Врач-полковник, который тренировал нас, уже там не работал. Никто ничего не знал. Летная группа для полетов в стратосферу и космос перестала существовать. Говорили, что врач попал под суд. Оказывается, нам полагался какой-то особый «высотный» паек. Но мы никогда не видали его, и это было чьей-то ошибкой. Жалко, что все так кончилось. Нам ведь не нужен был паек, мы ведь по ночам разгружали вагоны, а за это хорошо платили картошкой.

Думая о событиях того времени сейчас, я считаю, что ошибки врача-полковника, может, и не было. Летная секция наша распалась по другим причинам, о которых мы тогда, конечно, и не подозревали. Шел 1947 год. Он был началом того периода резкого увеличения секретности, закрытости, который позднее стали называть эпохой «холодной войны». И конечно же свободные и открытые занятия ракетной техникой к космонавтикой в духе Общества по полетам в стратосферу стали первой жертвой этой войны. Это была первая причина. Ну, а о второй я узнал только недавно, из книги Владимира Губарева «Восхождение к подвигу». «В этот период группа ракетчиков во главе с М. К. Тихонравовым работала над проектом ВР-190 полета в космос на ракете (без выхода на орбиту вокруг Земли)… Для практического осуществления проекта ВР-190 группа проделала большую исследовательскую работу по обоснованию возможности надежного спуска человека с высоты 190–200 километров при помощи специально оборудованной высотной кабины, впоследствии названной ракетным зондом». К сожалению, в книге В. Губарева были и такие слова: «Было известно, что эта группа со своим проектом ВР-190 обращалась в ряд организаций, но не получила поддержки». Вот, оказывается, чем мы занимались в своем Обществе и вот почему все вдруг прекратилось!