Светлые воды Тыми - Семён Михайлович Бытовой Страница 13

class="p1">— Так что дружба с удэге у нас давняя. Отличный, скажу я вам, народ. Смелости им не занимать. Недаром их лесными людьми называют. В прежнее время, правда, жили они по своим обычаям и законам. Верили в бога лесов. Почитали тигра, священного зверя — куты-мафу. Помню, когда впервые собрался тигренка обловить, встревожились мои друзья. «Как же ты, Оляныць, согласился куты-мафу трогать? Гляди, как бы наш брат удэ не обиделся». Долго объяснял им, что не собираюсь куты-мафу стрелять, что ежели удастся тигренка выследить и отбить от матери, в город отправлю его, в зверинец. Там его будут детишкам показывать. Все равно не поверили. Пришлось во Владивосток телеграмму отбивать, что отказываюсь от поручения. Так дело и заглохло.

Поскольку речь зашла о тигре, я попросил Николая Ивановича рассказать о том «интересном» годовалом хищнике, про которого чуть ли не с восторгом мне говорил Мунов.

— Верно, было дело, — улыбнулся Олянов. — Но ведь не один я в тайгу ходил, а бригадой из пяти человек, ежели считать и мальчонку Димку Канчугу. И не одного котенка, а двух поймали.

— Какой же из них «интересный»?

Подумав, Николай Иванович сказал:

— Ладно, начну по порядку...

Телеграмму принесли ночью. Услыхав сквозь сон, что стучатся в окно, Николай Иванович встал, накинул на плечи полушубок и вышел в сени.

— Кто там? — спросил он не без тревоги, подумав, что в поселке случилась беда, но, узнав знакомый голос девушки с почты, успокоился: — С чем пожаловала, Катя?

— Телеграмма!

— Могла и утречком.

— Нельзя, Николай Иванович, «молния».

Пропустив Катю вперед, зажег на кухне лампу.

— Читай!

«Старшему лесничему Олянову.

Срочно сообщите согласие возможность отлова двух молодых уссурийских тигров отправки цирк. Оплата согласно утвержденным расценкам. Доставка город самолетом. Директор Охотсоюза Дудочкин».

— Телеграмма с оплаченным ответом, — сказала Катя. — Ответ теперь дадите или после?

— После, милая, надо с людьми посоветоваться. Это ведь не медведя из берлоги выгнать, тут посложней дело будет.

Когда девушка ушла, Николай Иванович еще долго сидел за столом, перечитывал телеграмму.

«Конечно, если бригаду сколотить, можно бы попытать счастья, — думал Олянов. — Но разве наших удэ подговоришь на такое дело. Иные, особенно старики, и слушать не захотят. Все-таки надо расспросить Чауну Симовича, где это он следы тигрицы с двумя тигрятами приметил. Прошла неделя, как Чауна вернулся с соболевки. Срок недолгий. Слишком далеко хищница уйти не успела. Где-то там еще петляет...»

С этими мыслями Олянов уже не расставался. С нетерпением ждал рассвета, чтобы сходить к Чауне Селендзюге.

Едва стало светать, быстро оделся и осторожно, чтобы не скрипеть дверью, вышел на улицу.

Над долиной лежал густой морозный туман. Домик Чауны стоял на краю поселка, в излучине реки.

Олянов не удивился, увидав в такую рань Чауну Симовича на дворе, выстругивающего новый поворотный шест для нарты.

— Сородэ! — поздоровался Олянов.

— Сородэ! — ответил Чауна. — С делом пришел, конечно?

— А ты, я вижу, Чауна Симович, опять в тайгу собираешься? Только недавно с соболевки вернулся и уже снова нарту готовишь?

Чауна — невысокого роста, узкогрудый, с редкой бородкой клинышком — сдвинув на затылок шапку-ушанку, улыбнулся маленькими, косо поставленными глазами.

— Угадал, Оляныць, съездю недалече. Когда с соболевки ехал, сохатого застрелил. Туську в кустах спрятал. Надо привезти, а то, глядись, куты-мафа утащит.

Олянов присел на край нарты, достал пачку «Севера», протянул Чауне. Тот отложил в сторону топор, взял две папироски, смял их, запихал в трубку.

Когда закурили, Николай Иванович спросил:

— Помнишь, Чауна Симович, ты мне про тигрицу с выводком тигрят говорил?

— Говорил, конечно.

— Далече отсюда следы видел?

— Далече, Оляныць. По-над самым перевалом, на Татиби, в дубках. Когда с соболевки ехал, видел на снегу много кабаньих следов, а с краю, в сторонке куты-мафа с детиськами бродил. Наверно, кабанов мало-мало из стада таскай...

— Как думаешь, Чауна Симович, далеко за это время хищница ушла?

— Сам знаешь, куда кабаны, туда и она с детиськами. Однако, думаю, недалеко. В дубках нынче желудей богато есть. — И, посмотрев в упор на Олянова, поинтересовался: — Зачем его про куты-мафу говорит?

— Город запрашивает...

— Город? — удивился удэгеец. — Сколько помню, город никогда не запрашивал.

Олянов показал телеграмму.

Удэгеец повертел ее в руках, потом вернул.

— Его лучше читает, я послушаю.

Олянов прочитал телеграмму.

— Ну как, согласен на такое дело?

— Наш брат удэ куты-мафу стрелять нету! — отрубил Чауна и отмахнулся руками.

— Стрелять тигра не будем. Это ведь, сам знаешь, законом запрещено. Живых город просит. Глядишь, за двух котят денег больше дадут, чем вся твоя бригада на соболевке заработала. Сколько ты лично, Симович, нынче соболей сдал?

— Нынче мало, Оляныць. На мою дольку три хвоста будет.

— Вот видишь, — всего три хвоста! А ежели мы бригаду из четырех-пяти охотников сколотим да удача будет, город нам за двух котят сотен пять-шесть отвалит. По сотне на брата. Разве худо тебе?

Чауна помолчал, что-то прикидывая в уме. Потом, недоуменно пожав плечами, сказал тихо, будто подумал вслух:

— Прежнее время не было, чтобы город куты-мафу запрашивал...

Олянов снова стал объяснять, что русские охотники постоянно занимаются отловом молодых уссурийских тигров и отправляют их во многие страны в обмен на других хищных зверей, которые в нашей стране не водятся.

— А нынче двух котят требуют в иркутский цирк, к дрессировщику. Понял?

— Наверно! — не слишком твердо сказал Чауна.

— Ну как, Чауна Симович, согласен в компанию?

— Подумаю мало-мало!

— Правильно. Пока за сохатым туда-обратно поедешь, как раз будет у тебя время и подумать. А я, пожалуй, к Маяке Догдовичу схожу.

— Верно, Оляныць, сходи к Канчуге. Его много больше понимает, — сказал Чауна и взялся за топор.

Тем временем совсем рассвело. Туман почти полностью освободил долину реки, которая стала видна до самой дальней излуки. На восточном горизонте, будто красные чернила сквозь промокашку, проступала заря, обещая тихий, светлый день. Нынешняя зима выдалась на редкость ровной. В середине декабря, правда, разыгралась довольно сильная