Жюль Верн - Болид Страница 14

Шло время. Апрель уступил место маю. Через 25 дней наступит срок взаимного соглашения… Но чему суждено свершиться до того? Не произойдет ли какой-нибудь несчастный случай? Не последует ли за этим разрыв, который возведет непреодолимое препятствие для планов обоих семейств? До сих пор прискорбное соперничество не выходило за рамки частной жизни. Но если какое-либо непредвиденное событие сделает его достоянием гласности? Если неожиданность столкнет соперников лбами?..

Тем временем приготовления к свадьбе продолжались. Все будет готово к 25 мая, даже красивое платье мисс Лу!

Следует непременно заметить, что первая майская неделя прошла в ужасных атмосферных условиях: дождь, ветер, небо, затянутое низкими тучами, непрерывно сменяющими друг друга. Не было видно ни солнца, которое сейчас описывало довольно крутую дугу над горизонтом, ни луны, практически полной, которая должна была освещать пространство своим светом. И поэтому было совершенно невозможно вести какие-либо астрономические наблюдения.

Однако миссис Хадлсон, Дженни и Фрэнсис Гордон даже не думали жаловаться на погоду. Никогда прежде Лу, ненавидевшая ветер и дождь, не радовалась затянувшемуся ненастью.

— Пусть оно продлится хотя бы до свадьбы, — повторяла она. — Пусть еще три недели не будет видно ни солнца, ни луны, ни даже одной, самой маленькой звезды!

Так разворачивались события, к глубочайшему сожалению двух доморощенных астрономов и к величайшему удовлетворению членов их семейств.

Однако в ночь с 8 на 9 мая погодные условия резко изменились. Северный ветер прогнал все тучи, нависшие над горизонтом, и небо вновь обрело полнейшую безмятежность.

Мистер Дин Форсайт в башне и доктор Хадлсон в донжоне вновь принялись шарить по небосклону над Уэйстоном от горизонта до самого зенита. Промчится ли метеор перед их зрительными трубами? Улыбнется ли им счастье, и кто первым увидит болид?

С уверенностью можно сказать лишь то, что их поведение не изменилось. А поскольку оба пребывали в дурном настроении, то это означало, что их наблюдения оставались бесполезными и конечно же метеор никогда больше не предстанет их взору.

Заметка, появившаяся в газетах от 9 мая, дает полную ясность на сей счет. Вот о чем там говорилось:

В пятницу вечером в 10 часов 47 минут пополудни болид удивительной величины с головокружительной скоростью пересек северную часть небосвода, перемещаясь с северо-востока на юго-запад.

На этот раз его не заметили ни мистер Хадлсон, ни мистер Форсайт. Не важно! Они не сомневались, что речь шла именно о том болиде, о котором они сообщили в две обсерватории.

— Наконец-то! — закричал один.

— Наконец-то! — закричал второй.

Какова же была их радость! Но легко понять, каково было также и их разочарование, когда на следующий день газеты сообщили дополнительную информацию:

По мнению обсерватории Питтсбурга, это был тот самый болид, о котором сообщил 9 апреля мистер Дин Форсайт из Уэйстона, а по мнению обсерватории Цинциннати, речь шла о болиде, о котором ее поставил в известность в тот же день доктор Стэнли Хадлсон из Уэйстона.

Глава шестая,

содержащая более или менее фантастические рассуждения о метеорах вообще и в частности о болиде, первенство открытия которого оспаривают мистер Форсайт и мистер Хадлсон

Если какой-либо континент и может гордиться одним из составляющих его государств, как отец гордится одним из своих детей, то это, безусловно, Северная Америка. Если Северная Америка и может гордиться одной из своих республик, то речь идет, разумеется, о Соединенных Штатах. Если соединенное государство и может гордиться одним из своих 51 штатов, звезды которых сверкают в углу федеративного флага, то гордится оно, несомненно, Виргинией и ее столицей Ричмондом. Если Виргиния и может гордиться одним из своих городов, омываемых водами Потомака, то только городом Уэйстоном. Если вышеупомянутый Уэйстон и может гордиться одним из своих сыновей, то это связано с громким открытием, которому суждено занять достойное место в астрономических анналах 20-го столетия!

Разумеется, в самом начале все уэйстонские газеты, не говоря уже об изобилующих в США изданиях, выходивших ежедневно, три раза в неделю, каждую неделю, через день и один раз в месяц, поместили восторженные статьи о мистере Дине Форсайте и докторе Хадлсоне. Разве лучи славы, в которых купались эти два знаменитых гражданина, не падали и на сам город? Кто из жителей не ощущал себя причастным к ним? Разве отныне имя Уэйстона не будет неразрывно связано с этим открытием? Разве оно не будет вписано в муниципальные архивы наряду с именами двух астрономов, перед которыми наука останется в неоплатном долгу?

Пусть читатель не удивляется и поверит нам на слово, когда мы скажем ему, что в тот день население шумной и восторженной толпой направилось к домам, расположенным на Моррис-стрит и Элизабет-стрит. Нет нужды говорить, что никто и понятия не имел о соперничестве, разгоревшемся между мистером Форсайтом и мистером Хадлсоном. Для объятой восторженным энтузиазмом толпы они существовали как одно целое. Никто не сомневался, что в подобных обстоятельствах оба астронома действовали сообща. С течением времени их имена станут неразлучными. Пройдут тысячелетия, и, возможно, будущие историки не преминут заявить, что речь идет об одном-единственном человеке…

Но тогда было очевидным лишь то, что при радостных криках толпы мистер Дин Форсайт был вынужден появиться на галерее башни, а мистер Стэнли Хадлсон — на площадке донжона. Отвечая на громогласные крики «ура!», обращенные к ним, каждый в знак признательности отвесил поклон.

Однако проницательный наблюдатель не мог не заметить, что радость их была чем-то омрачена. Над триумфом, словно туча над солнцем, нависла тень. Один из астрономов бросал косые взгляды на башню, второй — на донжон. Каждый из них видел, как соперник отвечает на приветствия уэйстонской толпы. Им помогали в этом зрительные трубы. Кто знает, вероятно, если бы зрительные трубы были заряжены, они бы принялись палить! Взгляды, ставшие средоточием ревности, могли бы превратиться в пули!

Впрочем, Дина Форсайта приветствовали так же горячо, как и доктора Хадлсона. Одни и те же горожане собирались поочередно у обоих домов.

Но какими словами обменивались во время этих шумных оваций Фрэнсис Гордон и служанка Митс, с одной стороны, и миссис Хадлсон, Дженни и Лу — с другой? Предвидели ли они печальные последствия, которые вызовет сообщение, посланное в газеты обсерваториями Питтсбурга и Цинциннати? То, что до сих пор хранилось в тайне, стало явным. Мистер Форсайт и мистер Хадлсон, каждый сам по себе, открыли болид, а учитывая совпадение дат, следовало признать, что речь идет об одном и том же метеоре. И поэтому не приходилось ли ожидать, что каждый из них будет претендовать если не на вознаграждение, то по меньшей мере на честь сделанного открытия, что, в свою очередь, приведет к прискорбному разрыву отношений между двумя семействами?