Макс Поляновский - С букварем у гиляков. Сахалинские дневники ликвидатора неграмотности Страница 14

Окружной исполнительный комитет послал из Александровска своих представителей отчитаться перед первым туземным съездом советов. Это был главный вопрос в повестке дня.

По вечерам делегаты с’езда отправлялись ужинать.

Потом рассказывала о своей работе культбаза; отчитывалась ее медицинская и педагогическая часть, с большим отчетным докладом о своей работе выступил уполномоченный по работе среди туземцев, и еще был доклад о создании туземной кооперации.

Затем шли выборы.

Выбирали туземных народных заседателей и туземный районный исполком.

Когда представители Окрисполкома рассказали делегатам съезда о предстоящем развитии сахалинской промышленности по пятилетнему плану, несколько туземцев потребовали слова. Они говорили, что железная дорога, которую начнут прокладывать нынешним летом внутри острова, уничтожит леса, распугает зверей и туземцу-охотнику нечего будет делать.

Другие пугались механизации рыбного промысла и высказывались в таком же роде: на рыбалках, мол, сразу выловят всю рыбу, нечем будет впоследствии питаться бедным гилякам, тунгусам, орочонам.

Кто-то из представителей Окрисполкома намеревался сказать несколько успокоительных слов тревожившимся о своей дальнейшей судьбе туземцам. Но разговор оказался ненужным.

Своим косным собратьям ответили более передовые туземцы. Вышли представители стойбищ Чайво, Нейво, Виски, Москальво и стали толковать о том, что во всех этих стойбищах организованы рыболовные артели из гиляков, что артели снабжены хорошими снастями и инструкторами что улов теперь хороший и всю рыбу забирает Госторг по договорам. И все довольны, потому что получают больше, чем имели, промышляя в одиночку.

Другой, попросивший слова туземец сказал примерно вот что:

— Если советская власть могла в таком месте, как Ноглики, построить обширную культбазу, стоившую очень много денег, значит она не ухудшит положение туземцев, развертывая промышленность Сахалина. Гиляки, тунгусы, орочоны и все остальные народности, населяющие остров будут работать на производствах, которые создадутся в течение пятилетки.

Когда толковали о создании кооператива, гиляки указывали, что у них в стойбищах нет лавок, в факторию ж ехать далеко, поэтому кооперация должна подобраться поближе к стойбищам.

По вечерам прерывалась деловая работа съезда, делегаты отправлялись ужинать, затем возвращались в зал заседаний, где их ждали всякие развлечения: борьба, кино, танцы. Однажды вечером, из смежной с залом комнаты вышли бороться между собой два низкорослых гиляка. Оба они тесно прижались друг к другу и так плотно обхватывали один другого, что трудно было разглядеть их лица, на которые спадали туго надвинутые шапки.

На каждом из них надета была юбка из меха морского зверя — нерпы.

Борьба с первого же момента велась очень азартно. Видно было, насколько сильно стремление каждого выйти победителем. Борцы подставляли один другому подножки, поочередно валили друг друга на пол, вскакивали и снова падали.

Фигуры маленьких человечков были вообще смешны. Всего курьезнее оказался результат долгой и упорной борьбы, оборвавшейся как-то неожиданно, сразу. Одна из нерпьих юбочек вдруг поднялась вверх, и из-под нее просунулось взлохмаченное красное лицо гиляка, который держал всех в сильном напряжении, когда чуть ли ни четверть часа боролся сам с собой...

Для этого он надел на руки торбазы (меховые сапоги), и создалось впечатление, что у него четыре ноги. Вторую нерпью юбку он надел под мышки, так что она закрыла его лицо, а на спину ему из одежды и шапок навязали два туловища, которые обхватывали друг друга руками. Получилось полное впечатление, будто борются два человека.

Окончание съезда ознаменовали состязаниями на замерзшей реке Тыми, на берегу которой находится культбаза, где происходил туземный съезд советов. В этот день я видел много интересного. Скачки и гонки на оленях сменились собачьими гонками, затем устроили бег на лыжах и наконец стрельбу в цель.

Молодые тунгусы и орочоны — специалисты управлять оленями — показали высокое мастерство в этом виде спорта. На полном ходу они прыгали вместе с седлами со спины бешено мчавшихся оленей в снег, но мгновенно вскакивали и одним ловким прыжком возвращались на прежнее место.

В оленьих скачках вышел победителем молодой орочон, называвший себя Степаном.

Первый приз за оленьи бега достался тунгусу, имени которого я так и, не узнал.

На туземный съезд делегаты приехали вместе с семьями.

В собачьих гонках участвовали три упряжки, по тринадцати собак в каждой. Когда они мчались по льду реки, издали казалось, будто на огромном белом пространстве извиваются три черные змейки. Победителем на этот раз оказался наш чиревский гиляк. Ему присудили первый приз. При огромной массе собравшихся победителю вручили столярный инструмент, новенький, отливавший золотом примус, кастрюли и прочие принадлежности хозяйственного обихода.

После лыжного состязания на короткую дистанцию, в котором участвовали два орочона и два тунгуса, спортивный праздник, данный в честь съезда, закончился.

Представитель культбазы сказал несколько напутственных слов отъезжающим делегатам, те быстро простились со всеми и стали седлать и запрягать своих оленей и собак, усаживать семьи, и через несколько минут берег подле культбазы, несколько минут назад кишевший людьми, опустел.

Часть тунгусов и орочонов, повидимому кочевых, запрягли своих оленей и выехали на противоположный берег Тыми, расположили там свои палатки, затопили железные печки, и вскоре в их жилище стало так тепло, что малыши-тунгусята ползали совершенно голыми, точно дело происходило в квартире с паровым отоплением.

У тунгусов я оказался случайно. Завезли меня к ним чиревские делегаты на туземный съезд, когда мы возвращались назад к своему стойбищу. Пробыли мы у них недолго, и единственное, что я запомнил, об этом народе, — их несомненная чистоплотность (по сравнению с гиляками) и гостеприимство.

Тунгуска, увидав на мне рваные торбазы, предложила снять их и тотчас же починила.

Сегодня выезжаем в Чирево, с которым я за это время сжился и скучаю по этому глухому, нигде на картах не отмеченному стойбищу и по двум десяткам моих славных учеников.

День моего возвращения в Чирево был днем обоюдной радости — моих учеников и моей. Во время моего отсутствия несколько раз наезжали адатымовские комсомольцы и проводили уроки с учениками, успевшими привыкнуть к школе и тяготившимися вынужденным бездельем.