Арнольд Якоби - Сеньор Кон-Тики Страница 16

Утренние часы были всегда самой чудесной порой. Днем, когда солнце припекало влажный лес, на Тура и Лив нападала такая сонливость, что ничего не хотелось делать — ни изучать животный мир, ни заполнять дневник. Словно из них выкачали все силы.

А вечером их густо облепляли комары, переносчики слоновой болезни. Пришлось покупать противомоскитную сетку у деревенского торговца-метиса, устроившего лавку в старом сарае.

Научившись справляться с неожиданностями, трудностями и опасностями, которые подстерегали их в фатухивских горах и лесах, Лив и Тур стали забираться все дальше.

Три островитянина вызвались показать нм удивительную рыбу — рыбу из камня. Сильный ливень задержал путешественников, но в конце концов прорубив себе ножом путь через густое переплетение лиан, деревьев, кустов и гниющего бурелома, они добрались до места. Рядом с огромным упавшим стволом, почти скрытые кофейными кустами, лежали две каменные плиты. На большей из них и был высечен контур странной рыбы, два метра от головы до хвостового плавника. Рыбу окружали загадочные круги и прочие знаки. Видно, это изображение когда-то играло ритуальную роль. Приглядевшись, Тур на плоской грани камня заметил еще насечки, неведомые изображения. Все это мало известно науке. Тур попросил островитян расчистить участок от кустов и деревьев. Сняли большие куски дерна, и открылась огромная плита, испещренная непонятными черточками и фигурами. Островитяне оробели.

Что-то уже тогда подсказало Туру, что можно найти еще немало скрытых следов древней культуры в глухих дебрях Фату-Хивы — острова, забытого наукой.

Вскоре догадка превратилась в уверенность. Лив и Тур услышали про другие находки, сделанные островитянами в лесу. Многое разбили или бросили в море, потому что над этими предметами довлело проклятие. Но другие предметы так надежно охранялись табу, что островитяне не смели даже приблизиться к ним. Туру удалось приобрести такие вещи, о существовании которых он даже не подозревал. Причудливые каменные идолы, резные деревянные чаши, украшения из зубов и человеческой кости. Изделия неолитического народа, у которого из инструмента были только каменные топоры, раковины и крысиные зубы.

Однажды утром, когда они пошли осмотреть ритуальную площадку на горе у моря, за ними увязался соглядатай. На площадке за старыми стенами лежали оскаленные черепа. Специалисту, наверное, много могла рассказать эта коллекция черепов. Но соглядатай следил за тем, чтобы Тур и Лив ничего не унесли. Тогда Тур пошел в лес. Островитянин последовал за ним, потому что на Фату-Хиве мужчина — человек, а женщина всего лишь женщина. Она стряпает, рожает детей, а больше ни на что не способна.

Пользуясь тем, что Тур увел соглядатая, Лив набила черепами мешок, и, как ни странно, островитянин, когда вернулся, ничего не заподозрил.

На обратном пути их зазвали на обед в хижину Тахиапитиани, местной красавицы. Зная, сколько в доме больных, они долго колебались. Но ссориться с островитянами не хотелось, и они сели на корточках перед большим деревянным блюдом. Ели несвежую рыбу в кокосовом соусе, ели поипои — зловонное тесто из выдержанных плодов хлебного дерева, древнее национальное блюдо маркизцев. И Тур, которому несколько лет назад не разрешалось пить из одного стакана с матерью, лез пальцами в общее блюдо. Рядом с ним сидел человек, у которого ноги распухли от слоновости, у другого на ухе были видны следы проказы.

Как-то раз на тропе показался всадник. Желтый, изможденный… Лив и Тур опешили, когда он спросил, не дошла ли сюда чума. Да-да, одна шхуна занесла на остров чуму, теперь все больны. Многие умерли, но всадник справился с болезнью.

— Она и сюда доберется, — сказал островитянин, ухмыляясь.

В этот день им не хотелось есть. Они ждали чумы, и чума явилась. У Тура она дала себя знать воспалением горла, у Лив — поносом. Они только посмеялись, когда все прошло. Просто у местных жителей сопротивляемость гриппу меньше, чем у белых.

А затем их навестил звонарь местной церкви протестантов Тиоти — бледный, унылый, глаза воспалены.

— Мсье не может спуститься в деревню и сфотографировать последнего сына Тиоти? Остальных унесла чума…

В деревне творилось что-то ужасное. Во многих домах отпевали покойников, умирающие лежали, плюясь и кашляя, в темных хижинах рядом со здоровыми. Никто не говорил островитянам про инфекцию.

Это была настоящая трагедия, но беспечная жизнь в бамбуковой хижине у родника помогла ее быстро забыть.

Еще некоторое время продолжались вылазки в лес и горы, но затем трудным походам пришел конец. Лодыжки покрылись болезненными язвами и нарывами. У Лив три язвы разрослись до неимоверной величины, ноги Тура превратились в сплошные кровоточащие раны. От воды ноги вздувались, как воздушный шар. А как избежать влаги, если то и дело шел проливной дождь. Болезнь называлась «фефе». Постепенно болячки перестали нарывать, но язвы не заживали.

А тут еще новая беда, хуже всех прежних. Воздух наполнила мелкая и белая, как мука, пыль. Она сыпалась из миллионов дырочек в стенах, струилась, копилась лепешками. Пыль проникала всюду. Утром Лив и Тур просыпались словно запорошенные снегом. Они вдыхали пыль, поглощали ее с едой в больших количествах. Идиллическое жилье быстро потеряло свою прелесть. Островитяне здорово их подвели. Построили дом из зеленого, молодого бамбука, хотя отлично знали, что его съест жучок. Наверно, рассчитывали еще подзаработать на строительстве нового жилища.

Как ни болели ноги, Тур должен был ходить в лес и добывать пищу. Но как мало стало плодов! Бананы все срублены, а у хлебного дерева перерыв в плодоношении. От голода сосало под ложечкой. И когда звонарь приносил рыбу, это был настоящий праздник.

Однажды они поняли, куда деваются плоды. Рано утром до рассвета явился в сопровождении женщин и молодых парней хозяин участка и принялся набивать плодами мешки. Зачем? Ведь у них там внизу больше чем достаточно! Несомненно, тут есть какой-то умысел. Если Тур пойдет за плодами, на другой участок, его немедленно обвинят в воровстве. А здесь даже кокосовых орехов не осталось. Рассерженный, он выскочил из дома и нагнал отряд у реки.

— Иоане! — крикнул он хозяину участка. — Это же мои плоды!

— Я собрал их на соседнем участке, — нагло соврал Иоане.

Поди поспорь с ним, вождь и все остальные на его стороне.

В другой раз Тур застал его, когда он слезал с кокосовой пальмы. Подбежал к нему:

— Это же наш участок!

— А пальма моя!

— Ты сдал нам участок вместе со всеми деревьями!

— С фруктовыми, а это орех!