Сесил Форестер - Коммодор Страница 16

Корабельный колокол ударил один раз; до рассвета оставалось не более часа и с подветренного борта небо уже серело. Хорнблауэр открыл было рот, но сдержался. Он уже ощущал, что его пульс участился и готов был отдать соответствующий приближающемуся напряженному моменту короткий приказ, но… все же он поступит не так. Пока есть время все обдумать и приготовиться, он будет вести себя как человек, лишенный нервов.

— Капитан Буш! — Хорнблауэр старался заставить себя произносить слова с подчеркнутой медлительностью, как будто суть отдаваемого приказа ничуть не волновала его, — Сигнал для всех кораблей: приготовиться к бою!

— Есть, сэр!

Два красных огня на грота-рее и один пушечный выстрел, — таков был ночной сигнал на случай опасности, угрожающей со стороны неприятеля, по которому на кораблях эскадры объявлялась тревога. Несколько секунд ушло на то, чтобы зажечь фонари; к тому времени, как сигнал стал виден, на «Несравненном» уже вовсю шли приготовления к бою — боцмана свистали всех наверх, палубы были посыпаны песком, матросы готовили помпы, выдвигали и убирали легкие переборки. Команда была сыровата — Бог знает, каких адских мук стоило Бушу найти матросов — но результат мог бы быть и хуже. Серый рассвет робко подкрадывался с востока и остальные корабли эскадры один за другим вырисовывались из ускользающего мрака. Но все же свет был еще недостаточен для того, чтобы рискнуть на проход Зундом. Хорнблауэр повернулся к Бушу и Харсту — его первому лейтенанту.

— Будьте любезны, — протянул он, выговаривая каждое слово настолько бесстрастно, насколько мог себя заставить: — Я хотел бы, чтобы подготовили к подъему сигнал: «Спускаться под ветер в боевом порядке.»

— Есть, сэр!

Теперь было сделано все. Эти последние две минуты ожидания в полном бездействии были особенно мучительными. Хорнблауэр хотел было пройтись по шканцам, но вовремя вспомнил, что должен стоять на месте, если хочет сохранить вид полной бесстрастности. Быть может, на береговых батареях уже растоплены печи, чтобы калить ядра и быть может, уже через несколько минут вся эскадра, которой он так гордится, превратится в жалкую кучку догорающих корабельных остовов. Теперь уже самое время.

— Поднять сигнал! — приказал Хорнблауэр, — капитан Буш, я попрошу вас следовать за эскадрой.

— Есть, сэр! — ответил Буш.

В голосе Буша cлышалось сдерживаемое возбуждение; и до Хорнблауэра вдруг дошло — вся его игра в бесстрастного коммодора абсолютна бесполезна перед Бушем. За долгие годы совместной службы лейтенант, а теперь — капитан Буш, — уже привык, что когда Хорнблауэр стоит как вкопанный, вместо того, чтобы как обычно прогуливаться по палубе, и растягивает слова, как сейчас, — значит, приближается опасность. Это было интересное открытие, но времени, чтобы размышлять о нем уже не оставалось — эскадра входила в Зунд.

«Лотос» шел головным. Викери, командир шлюпа, был избран Хорнблауэром из всех капитанов эскадры как человек с самыми крепкими нервами; можно было не сомневаться, что он пойдет вперед, не дрогнув перед опасностью. Конечно, Хорнблауэр предпочел бы сам идти впереди, но в этой операции находиться в тылу было опаснее — передние корабли могли проскочить, пока артиллеристы на берегу добрались бы до своих пушек и успели бы навести их на цель — а «Несравненный», как самый крупное судно эскадры, с толстой обшивкой, менее уязвимый для огня береговых батарей, пойдет последним, в готовности оказать помощь любому подбитому кораблю, а если придется — и взять его на буксир. Хорнблауэр увидел, как на «Лотосе» поставили марселя, шлюп подвернул и начал удаляться. Следующим шел тендер «Клэм» — самый хрупкий из всех. Одного-единственного меткого ядра достаточно, чтобы пустить его ко дну, а значит, именно «Клэм» должен иметь максимальные шансы проскочить благополучно. За тендером тяжело переваливались на волнах два бомбардирских судна и, наконец, второй шлюп, «Ворон», — как раз перед «Несравненным». Хорнблауэр с удовольствием бы посмотрел, как его командир, Коул, будет вести себя в бою. «Несравненный» замыкал строй эскадры, подгоняемый сильным бризом с правой раковины. Хорнблауэр наблюдал, как Буш обстенил бизань-марсель, чтобы удержать четкую позицию по корме «Ворона». На фоне грациозных элегантных маленьких шлюпов, громоздкий двухдечный линейный корабль казался особенно неуклюжим.

Вот уже показалась и Швеция — мыс Каллен слева по курсу.

— Прикажите бросить лаг, мистер Харст.

— Есть, сэр!

Хорнблауэр заметил, что Харст поглядывает на него несколько искоса; очевидно, он никак не мог сообразить, для чего человеку, находящемуся в здравом уме, понадобилось бросать лаг, когда через несколько минут корабль может попасть под обстрел. Однако Хорнлауэр хотел знать, сколько еще придется находиться в напряжении и, к тому же, какой смысл быть коммодором, если нельзя позволить себе некоторые причуды? Мичман с парой старшин побежали на корму с лагом и песочными часами; скорость корабля была достаточно велика, чтобы руки старшин, удерживающие лаглинь подрагивали от напряжения.

— Почти девять узлов, сэр! — доложил мичман Харсту.

— Почти девять узлов, сэр! — доложил Харст Хорнблауэру.

— Очень хорошо.

Значит, пройдет добрых восемь часов, прежде чем они обогнут Сальтхольм и будут в относительной безопасности. Справа по носу показался берег Дании, слабо различимый в предрассветной мгле. Пролив быстро сужался. Хорнблауэр представил сонных часовых и дозорных, которые всматриваются со своих постов в едва видимые паруса, вызывают своих сержантов и сержанты сонно выходят, чтобы проверить доклады часовых, а потом торопятся, чтобы уведомить своих лейтенантов. Барабаны бьют тревогу и артиллеристы бегут к пушкам. На датском берегу они готовятся к стрельбе; датчане — союзники Бонапарта и любой парус для них означает приближение врага. А на шведском? На что решился Бернадотт в течение нескольких последних дней? Остался ли бывший наполеоновский маршал нейтральным или в последний момент решил бросить вес Швеции на чашу весов своей родной страны?

Вот и низкие утесы Эльсинора, а вот верхушки колоколен Хельсинборга, спускающиеся к порту, и крепость, царящая над городом. «Лотос», почти на милю впереди, должен уже подходить к горловине пролива. Хорнблауэр направил свою подзорную трубу на шлюп: его реи перебрасовывались к повороту, но до сих пор не прозвучало ни одного выстрела. Следом повернул «Клэм». Дай Бог, чтобы неуклюжие бомбардирские кечи не подвели. Ага, вот оно — глухой тяжелый рокот первого пушечного выстрела и, следом за ним, рев залпа. Хорнблауэр перевел подзорную трубу на шведский берег. Над ним не было видно ни одного дымка. Теперь снова на датскую сторону. Появились клубы дыма, которые, правда, быстро развеялись на свежем ветре. По команде Буша рулевой повернул штурвал на одну-две рукоятки, готовясь к повороту; Эльсинор и Хельсингер неожиданно оказались совсем близко. Пролив шириной всего в три мили и Викери на «Лотосе» четко исполнял полученный приказ, придерживаясь левой кромки фарватера: в двух милях от Дании и только в одной миле от Швеции, а остальные корабли эскадры шли точно за ним. Если заговорят шведские пушки, к тому же хорошо наведенные, эскадра получит чувствительный удар.