273 дня до лета - Сергей Сергеевич Сухоруков Страница 16

– Да ну брось, мне кажется у него всё налажено. Он сам либо решение суда, либо акт ввода в эксплуатацию подготовит. Он «тити-мити» любит больше чем тити.

– Я вот только не пойму, зачем я тебе нужен? Ты же сама всё можешь сделать.

– Конфликт у меня с этим Козлевичем жёсткий, – выдохнула Марина, – Было дело… В общем, пока он на этом месте сидит, мне туда заходить нельзя. Я могу вести переговоры только через посредника, а посредник себе на ровном месте ещё пятьдесят процентов накрутит. Барсук увидит эту астрономическую сумму – точно к другим людям обратиться за помощью, ему же туда ещё и свой интерес заложить нужно. Короче, с партнёром надёжней.

– Да… Хороший партнёр нынче на вес золота.

– Только всё это нужно очень быстро сделать, пока у барсучьего хореографа планы не поменялись. Всё, полетели свиристели!

* * *

Нет никаких сомнений, что однокурсник Фёдора по прозвищу «Дынчик» благодаря исключительно умственным качествам в свои 26 лет получил престижную должность – руководитель Управления регистрационной службы сделок с недвижимостью. «Мажорчик на хлебном месте» – современная классика. Золотая молодёжь отдыхает в Монте-Карло, потому что работает в России. Отец – дирижёр, генерал-майор военно-оркестровой службы. Старший брат – владелец завода по производству мороженого на полуострове Таймыр. Мать – хозяйка сети соляриев в Мурманской области. Тёщенька – народный избранник, депутат от станицы Старонижестеблиевская. Младшая сестра на лекции в институт приходит с телохранителем.

С начала девяностых под бесшумную раздачу «своим людям» государственных фабрик и заводов, гектаров полей и недр средства массовой информации одно громче другого лили тонны грязи на большевиков, коммунистическую партию и на революционное прошлое страны. Но, глядя на подобные благополучные, холеные, блестящие на солнце глянцем семьи, на классовую пропасть между современным жульём и бюджетниками, можно было понять юного соотечественника времён 1917 года, яростно пускающего в окно дворянского гнёздышка булыжник, выдернутый мозолистой рукой из обледенелой петроградской мостовой.

Денис Криволапов, в миру «Дынчик», раздражал однокурсников тихой манерой разговора, наманикюренными ногтями и физиономией со следами искусственного загара. Не избежал он участия в съёмках часового документального фильма, показанного по местному телевидению. Картина рассказывала о нелёгкой генеральской судьбе отца семейства, о беззаветной преданности Отчизне, о тяготах и лишениях армейской службы в духовом оркестре. Ни один институтский остряк в сторону Криволапова-младшего ни разу за все пять лет не рискнул отпустить ни одной шутки, не говоря уже о дружеском рукоприкладстве.

В отличие от других студентов-автолюбителей, Дынчик имел обыкновение при встрече пожимать руку, не снимая с безымянного пальца правой руки кольцо с брелоком автомобильной сигнализации, в силу чего Фёдором было придумано специальное приветствие. Приближаясь к сокурсникам, коротавшим время в разговорах перед очередной парой, он демонстративно одевал вязанку ключей от дома на безымянный палец, здоровался за руку с Дынчиком, затем снимал ключи и уже традиционным приветствием продолжал рукопожатие с остальными парнями. Это продолжалось до окончания пятого курса, однако Дынчик не менял своего поведения. Никто из ребят повторять за Фёдором воспитательную работу не стал.

* * *

Очень хотелось, чтобы это сделал кто-то другой, но взять «другого» было неоткуда. Телефон отправил вызов абоненту «Дынчик».

ВЫШКА

17 февраля 2007 года

Чистое февральское утро слепящими лучами пробивалось сквозь шторы. Вместе с ним пришло радостное осознание того, что суббота только началась и до понедельника так много времени, что его бы хватило на две жизни. Нечеловеческое наслаждение вымыться в душе с мочалкой, а потом вновь завалиться в кровать с чистым постельным бельём. В этой нирване можно было купаться до вечера, однако Фёдор вчера пообещал своему старому приятелю-однокласснику Андрею помочь перевезти крупногабаритное ложе любви.

Запах сваренного в турке кофе вмиг заставил кошку Пи́ндру пробудиться и энергично потребовать у хозяина законный завтрак. Распахнутые окна балкона впустили в дом мятную свежесть неизбежно приближающейся весны и запах соседских блинов. Безмятежность сонного города нарушала шайка резвящихся в пыли воробьев, начавших отмечать выходной. По звуку надрывающегося двигателя стало ясно, что какой-то троллейбусный лихач, получив в распоряжение пустынный проспект Ленина, разгонял свой электромобиль до невиданных пятидесяти километров в час.

«О! Ещё не ложились», – наслаждаясь на балконе бодрящим напитком, еле слышно произнёс Фёдор, глядя на компанию нарядно одетых молодых людей, плетущихся домой явно с пятничной вечеринки.

«21 век, какая прелесть», – продолжил он свой монолог, любуясь на завораживающее движение пара, идущего от белоснежных простыней, развешиваемых бабулькой во дворе на металлической бельевой проволоке общего пользования, пока ещё не занятой панталонами пронырливых конкуренток.

Снизу послышался короткий сигнал клаксона.

– Поднимешься на кофе? – спросил он с третьего этажа у водителя подъехавшего автомобиля.

– Другим разом, ещё в «Вышку» надо ехать, погнали, – ответил Андрей.

* * *

В престижном районе города, отодвинувшись бетонным забором от суеты шумного мира, на огромной территории с учебными корпусами, аллеями и футбольными полями раскинулась «Вышка» – одна из четырёх российских морских академий, откуда десятилетиями на просторы мировых океанов выходили юные новороссийцы командовать и управлять гигантскими судами, учить русскому мату филиппинцев и, возвращаясь, вкладывать в недвижимость родного города честно заработанную валюту. Парадоксально, но судьба не дала отведать Фёдору ни достающих до неба штормовых волн, ни солёной метели, ни горького «морского хлеба», в разы превосходящего зарплату сухопутного офисного бедолаги. Это произошло по той причине, что двадцать лет назад морское учебное заведение было окончено его отцом, отдавшим годы стальному Атланту в пятидесятиградусном пекле машинного отделения, знавшим не понаслышке о расшатанном здоровье моряка и принявшим все меры, чтобы ребёнок остался на берегу.

«Вышка» – удивительное место, где в бетонных плитах застыла эпоха восьмидесятых. Тысячи курсантов, совсем недавно, смотревшие фильмы с Брюсом Ли, переписывающие друг у друга кассеты с «Машиной времени», пацанами гонявшие мяч на этих спортивных площадках, уже стали дедами. Они везли в СССР диковинные джинсы, блоки импортной жвачки, видеомагнитофоны и мифы о сладкой жизни в капиталистических странах. Особо везучим удавалось транспортировать домой на палубах и в пустых трюмах сухогрузов подержанные автомобили импортного производства, как правило, стоимостью не более пяти сотен долларов. Один только регистрационный знак с английскими буквами и цифрами вызывал восторг у дворовых мальчишек и раздражение у соседей по гаражному кооперативу «Дружба».

* * *

Еженедельный товарищеский матч был завершён. Молодые люди в промокших футболках пожимали друг другу руки. Среди них, сверкая на солнце лысиной, выделялась широкогрудая фигура сорокалетнего поклонника здорового образа жизни, давнего приятеля Фёдора и Андрея – Василия Юрьевича.