Евгений Устиев - По ту сторону ночи Страница 18

— Мы могли бы посшибать их просто веслом, — помолчав с минуту, задумчиво сказал Саша, — Вот это настоящее мужество и самопожертвование! А говорят еще, что у зверей есть только инстинкт!

— Но ты забываешь об инстинкте сохранения рода, — возразил я.

— Нет, — упорствовал Саша, — если бы защищала птенцов и рисковала жизнью только гусыня, это еще можно было бы назвать инстинктом сохранения рода. Но ведь здесь речь идет о гусе. А может быть, это даже и не отец семейства, а просто отважный воин гусиного царства?

— То есть опять-таки гусиного рода, об этом я и говорю!

— Нет, все-таки это так похоже на разум, что я никак не согласен сводить дело к инстинкту!

Тут на помощь Саше пришел Бонапарт.

— Что ни говорите, а гусь разумная птица! Почти как собака! Вот лайки. Те прямо на медведя бросаются, чтобы отвлечь его от хозяина. Так это чей же род они охраняют — свой, собачий, или наш, человечий?

Однако решить этот спор мы не успеваем. Впереди показываются буруны очередного переката. Саша плотнее перехватывает руль и впивается глазами в нестерпимо блестящую под встречными лучами солнца воду.

Анюй катастрофически быстро мелел. Это было связано и с большой здесь шириной русла и с продолжавшейся засухой. Река разлилась между бесчисленными островами, и, если бы не аэрофотоснимки, наше дальнейшее продвижение сделалось бы совершенно, невозможным.

Почти на каждом километре приходилось решать вопрос: в какой из рукавов Анюя Саша должен направлять свой курс?

Разумеется, действуя вслепую, мы имели бы приблизительно равные шансы застрять в очередной протоке и потерять дорогое время на возвращение или же благополучно перескочить ее.

К счастью, аэроснимки долины Анюя давали нам возможность в известной мере избегать ошибок. С их помощью мы опознавали выраставшие на нашем пути острова и извивы лесистого берега, а также могли оценить ширину открывавшейся впереди протоки.

Таким образом, мы точно определяли свое местонахождение и обычно избегали слишком узких или слепых рукавов Анюя.

Мало того, фотоснимки даже позволяли судить о приблизительной глубине реки. Глубокие воды выглядели на них темными, а мелководье и тем более перекаты с их хорошо просвечивающим дном — относительно светлыми. Пользуясь этой особенностью и тщательно прокладывая курс по снимкам, я более или менее уверенно указывал Саше нужное направление.

Конечно, случались и ошибки. Тогда мы безнадежно застревали у какого-нибудь живописного островка и после многих бесплодных попыток прорваться возвращались искать лучшего пути. Особенно частым источником таких ошибок были те аэроснимки, на которых вода казалась совсем белой.

Каждому из нас случалось, конечно, видеть, как река вдруг вся ослепительно засверкает отраженным от не? солнцем. Это бывает в тог момент, когда глаз встречает солнечный луч под тем же углом, под которым он падает на воду («угол падения луча на отражающую поверхность равен углу отражения от нее», как сказано в учебниках оптики). То же происходит и с фотопленкой установленного на самолете аппарата. Встретив отраженный от воды прямой солнечный луч, она оказывается «ослепленной» (очень сильно передержанной). В результате вместо богатого оттенками изображения водной поверхности, на котором можно рассмотреть каждую мель и омут, на таких снимках видны лишь абсолютно слепые, извивающиеся белые полосы.

Мы неоднократно проклинали это естественное оптическое явление, ставшее причиной массы наших бед.

Через день но отплытии из Пятистенного мы по ошибке зашли в длинный мелкий рукав Анюя, соблазнивший пас спокойным течением. Вскоре грузно сидящая в воде моторка плотно села на глинистое дно. Лишь после того как Саша и Бонапарт сошли в воду, нам удалось столкнуть се с мели. Однако попытка обойти мелководье стороной оказалась безуспешной. Всюду, цепляясь за дно, шлюпка поднимала тучи ила и беспомощно останавливалась. Пришлось возвращаться назад и искать более глубокий рукав. Все это приключение отняло у нас около трех часов.

К вечеру того же дня мы еще дважды упирались и препятствия и теряли время на поиски выхода. Особенно измучили нас мели и перекаты в третий и четвертый день плавания. Широко раскинувшаяся река походила на изрытую ухабами дорогу. Путешествие превратилось в изнуряющую борьбу за преодоление каждого десятка метров. Галечные перекаты со стремительным течением сменялись илистыми мелями. Избавившись от цепких лап глинистого дна, мы облегченно вздыхали и закуривали; увы, хорошее плесо, на которое вырывалась лодка, обычно оказывалось слишком коротким, чтобы мы могли докурить папиросу до конца!

Харитон и его семья у входа в свою сделанную из оленьих шкур юрту

Харитон и его семья у входа в свою сделанную из оленьих шкур юрту

Заимка Байоково. Ее обитатели пожелали сняться с Сашей среди связок вяленой рыбы

Куклин исполняет капитанские обязанности. Сзади тянется на длинном тросе лодочка Пети

Зеленый остров на Большом Анюе. Тополя и березы склонились над медленно текущей водой

Спелая охта (черная смородина)

Тихо струится многоводная после дождей Ангарка

У Саши, который пи на секунду не мог ослабить внимания к рулю, дрожали руки от непрерывного напряжения. Я давно уже не сходил со своего места на косу шлюпки и, полулежа, вглядывался в воду, командуя: «Левей! Чуть-чуть вправо! Стой, стой, стой! Еще вправо!) Прямо! Ну вот, опять застряли!» От мелькания солнечных бликов и движущейся массы воды у меня рябило и глазах и кружилась голова. Не менее тяжело приходилось и Пете. Ему нужно было поминутно соскакивать в воду, чтобы придержать свою лодку или подтолкнуть ее вперед и тем облегчить работу мотора на нашей шлюпке.

Но вот на горизонте показались горы. Призрачно синими силуэтами они маячили в просветах между деревьями. Это река вновь повернула свое течение к южным отрогам Анюйского хребта. Судя по аэроснимкам, подойдя к горам, Анюй постепенно собирал свои воды в два-три больших и, следовательно, глубоких рукава. Мы с надеждой смотрели вперед, только и мечтая о том, как бы поскорее проскочить эту проклятую равнину! Однако в начале пятого дня пути, когда мы уже были недалеко от гор, нас ждало особенно опасное приключение.

Пройдя до конца одну из глубоких и относительно спокойных проток, значительно сокращавших путь, мы внезапно увидели перед собой бурный и очень мелкий перекат. Направив моторку в главную струю, Саша увеличил обороты, пытаясь проскочить неприятное место. Однако стремительное течение на пороге немедленно сбило пас с курса. Несмотря на отчаянные усилия рулевого удержать лодку, ее развернуло, и, зачерпнув бортом воду, она тут же уткнулась носом в гальку переката. В тот же миг заглох мотор, а струя, бившая в корму, сорвала нас с места и потащила назад к плясавшей на крупных волнах Петиной плоскодонке. Та, потеряв ход, также лишилась управления и, повернувшись боком к волне, угрожающе накренилась. Обе лодки быстро сближались. Катастрофа казалась неминуемой. К счастью, сильно рванув пусковой ремень, Бонапарт вовремя завел мотор, и наша лодка, не дойдя всего нескольких метров до готовой перевернуться плоскодонки с бензином, медленно двинулась вперед. Все облегченно вздохнули.