Кэролайн Майтингер - Охота за головами на Соломоновых островах Страница 18

В доме я не обнаружила следов ванной комнаты, а слуги решительно не желали понимать слово «ванна», с каким бы ударением я его ни произносила. Тогда я решила сама начать розыски, предоставив Маргарет возможность продолжать операции над москитами.

Вокруг дома стояло несколько маленьких однокомнатных домиков. Один из них был кухней, где медленно подгорал готовящийся для нас завтрак. После длительных поисков я обнаружила темное сооружение, по размеру и форме напоминающее поставленный стоймя гроб. Поскольку там был мокрый пол и лежал кусочек мыла, я приняла это сооружение за ванную, хотя здесь не было тазов, ванны и даже полотенец.

— Бой!.. — крикнула я в направлении кухонного домика, ловко подражая манере и голосу хозяина. Из дома выскочил слуга и со страхом посмотрел на меня. — Воды!..

Слуга произнес длинную фразу, содержание которой было мне непонятным, но последнее слово напоминало глагол «мыться».

— Да.

Слуга исчез, и немедленно из кухонного домика донестись звуки льющейся воды. Потом все затихло, и я уселась на ступеньках веранды, разглядывая этот необычайный островной мирок.

Дом стоял неподалеку от берега, и между ступеньками и горизонтом не было ничего, кроме полосы ослепительного песка, ослепительного прибоя и еще более ослепительного океана. Мне казалось, что я нахожусь посреди моря на голом острове; впереди не было малейших признаков тропической зелени, и только по бокам кокосовые пальмы окаймляли пейзаж.

Море является единственным путем сообщения, и все дома плантаторов строятся в непосредственной близости к этой столбовой дороге, насколько позволяет морской прибой. Каким привычным стал нам скупой пейзаж, состоящий из песка, полосы прибоя и бесконечного моря, в этой яркой по краскам стране.

Наконец ведро воды было принесено и установлено на верхней перекладине «гроба». Повесив халат на ручку двери, коль скоро не было признаков какой-либо вешалки, я дернула за веревку механизма, в котором было установлено ведро воды. Но механизм был в неисправности, и ведро кипятка вылилось на меня сразу (как выяснилось впоследствии, воду для мытья надо кипятить во избежание заболевания лихорадкой). Я отскочила в сторону, напоролась на какие-то гвозди и, накинув насквозь мокрый халат, бросилась наутек.

Когда Маргарет и я направлялись к берегу, где собирались благополучно выкупаться, повстречался наш хозяин.

— Купаться нельзя… — предупредил он. — Сильный отлив…

Мы улеглись на берегу, где нас осыпало песком, и, лежа в этом тропическом рае, мы мечтали о возможности выкупаться в море, не зная, какую угрозу таит в себе купание на этих островах.

Глава девятая

Для новичка самым приятным в морской прогулке на Соломоновых островах является расставание с тем, что осталось на берегу. Теперь, когда отвратительные песчаные мухи и москиты остались по ту сторону прибоя, мы могли свободно вздохнуть, надеть короткие брюки и джемпера-безрукавки. Ничего подобного нельзя сделать на берегу, хотя кинофильмы из тропической жизни всегда показывают хорошо одетых людей. На маленькой моторной лодке можно было пренебречь девической стыдливостью, так как матрос-малаитянин находился на корме рядом с румпелем, а хозяин погрузился в чтение привезенных нами журналов.

Мы улеглись в тени, отбрасываемой парусом, и отдыхали душой и телом. А чтобы душа художника имела полную свободу, я расположила ноги таким образом, чтобы согнутое колено образовало треугольную раму, сквозь которую можно было видеть медленно меняющийся пейзаж.

Гвадалканар — остров той же протяженности, что и Малаита, но в два раза более широкий; залитый полуденным солнцем, он был похож на материк. За рифами Индиспенсебл мало коралловых островков, столь обычных в южных морях, а вдоль восточного побережья их вообще нет. Берег Гвадалканара представляет почти прямую линию, лишенную выступающих мысов или вдающихся в глубь устьев рек.

В часы прибоя места впадения рек ясно отличимы по широкому очертанию вееров желтой речной воды, вливающейся в прозрачную воду океана. Всего лишь два фута отделяют прозрачную воду от непрозрачной.

Мы плыли близко от берега, подгоняемые попутным ветром, имея перед собой бесконечный, освещенный солнцем океан, переливающий гранями алмазов. Наша лодка плавно подымалась навстречу горизонту, потом медленно опускалась в сверкающее море. Вверх и вниз!..

Летающие рыбы, вспенивая воду, подскакивали кверху с замершими, отливающими радугой плавниками, неистово били хвостами, словно желая оторваться выше от воды. Слышалось монотонно-чарующее поскрипывание снастей, сливающееся с журчанием бегущей мимо воды. Теплый, как человеческое тело, ветер ласково обнимал нас, и казалось, что мы кого-то любим и горячо любимы в ответ.

Наступил момент, когда что-нибудь обязательно должно случиться. Когда вы плывете на лодке, то это почти всегда бывает шквал. Только что небо было без единого пятнышка, но вдруг появляется темное пятно. Оно может показаться на горизонте, иногда над горами или просто где-нибудь посередине. Не важно где, но, однажды возникнув, оно начинает быстро расти, и облака, которые только что были кучевыми, становятся черными, наполненными дождем. Солнце бросает на море и землю огромную тень, неумолимо двигающуюся прямо на нас.

Потом паруса начинают заполаскивать.

— Похоже на дождь… — заметил наш хозяин и взял румпель в свои руки.

Готовясь встретить шквал, матрос-малаитянин убрал паруса, привел палубу в порядок и стал развязывать чехлы на двигателе.

Общеизвестно, что ни один мотор не заводится так, как ему надлежит. Что касается моторов, установленных на местных моторно-парусных лодках, то они не желают заводиться по разным причинам. Туземный матрос не находит нужным заблаговременно выяснить наличие горючего в баке; свечи представляют собой скопление грязи, а электропроводка снята для использования по другому назначению. Иногда это объясняется усталостью мотора от многих лет жизни или отсутствием взаимопонимания с матросом-малаитянином, который способен целыми днями драить медные части лодки, но никогда не понимает, что заставляет винт вращаться.

Не важно, по какой из этих причин, но мотор не заводился. Сначала мотором занимался матрос, затем сам хозяин. Почему-то неисправность мотора привела его в ярость, хотя он мог бы вспомнить, что аналогичная картина возникает каждый раз, когда он пользуется моторной лодкой.

Между тем черная и холодная тень покрыла нас, и начался ливень. И если бы мотор даже имел тайную мысль уступить, то это было бы бесполезным. Потоки воды, принесенные шквалом, обрушились на нас, на провода, на зажигание и на все, что находилось на борту. Кругом, кроме места, где намокали мы, сияло и сверкало с невозмутимо невинным видом солнце. С опущенным якорем в ожидании пуска мотора мы дрейфовали под порывами резкого холодного ветра. В довершение ко всему насквозь промокший хозяин почувствовал начало приступа лихорадки.