С паном Беганеком по Эфиопии - Мариан Брандыс Страница 18

1896 году. В битве под Адуа был наголову разбит итальянский экспедиционный корпус, посланный для завоевания Эфиопии. Эта победа прославила имя императора Менелика во всем мире и стала грозным предостережением для всех европейских колонизаторов. С тех пор долгое время никто не осмеливался нападать на Эфиопию — вплоть до второго итальянского вторжения в 1935 году.

— Не буду утомлять вас историей наших войн, — сказал Касса Амануэль. — Гораздо больше должен заинтересовать вас тот факт, что император Менелик II был основателем Аддис-Абебы.

— Неужели? — удивился пан Беганек. — Значит, до Менелика Эфиопия не имела столицы?

— Можно сказать, что так, — согласился Касса Амануэль. — Хотя император Менелик давно уже стал могущественным правителем объединенной Эфиопии и принимал у себя послов и полномочных представителей из всех стран мира, его двор выглядел невероятно убого. Резиденция императора находилась в горах, в Энтото. Там не было даже приличных жилых домов. Двор и императорская семья жили в палатках. В сущности, столица представляла собой временный военный лагерь, кочевавший из одного княжества в другое. Большую часть времени Менелик проводил в разъездах. Он переезжал из одной провинции в другую, устанавливал новые порядки, решал споры, выслушивал жалобы и просьбы населения.

— Совсем как наши послы в сейме[23], — неожиданно вставил пан Беганек.

— Не дурачьтесь, — резко оборвал его Павел.

Касса Амануэль, оставивший без внимания мелкую стычку моих друзей, продолжал рассказ о возникновении столицы Эфиопии. С немалым удивлением мы узнали, что Аддис-Абеба обязана своим возникновением весьма романтическому обстоятельству. Этот город был просто-напросто подарком любимой женщине.

Сам император Менелик, если бы это зависело только от него, по-видимому, до конца жизни не отказался бы от своей кочующей столицы. Но бесконечные разъезды и отсутствие постоянного жилья очень не нравились любимой жене Менелика, прекрасной императрице Таиту. Молодая женщина чувствовала себя плохо в холодном Энтото. Она мечтала поселиться в солнечной долине, близ горячих серных источников, которые, как говорили, благотворно влияют на кожу.

Императрице пришлось приложить некоторые усилия, но в конце концов она настояла на своем. Император был решителен и бесстрашен на войне, дома же предпочитал сохранять мир. Он уступил просьбам жены. Гак началось строительство новой столицы.

— А то место, на котором мы сейчас находимся, напивается Фыльвуха?

Касса Амануэль утвердительно кивнул.

— Ну, что же, — обрадовался Великий первооткрыватель. — Я уверен, что императрицу Таиту привлек сюда дивный аромат эвкалиптов.

— Вы ошибаетесь, — улыбнулся Касса Амануэль, — и то время здесь еще не было эвкалиптов. Выжженная солнцем долина скорее напоминала пустыню: ни деревца, ни кустика. Намерение построить новую столицу. посреди голой, лишенной растительности пустыни показалось окружающим безумным, что вызвало немало шума.

Но влюбленный в императрицу Таиту Менелик решил исполнить ее желание во что бы то ни стало. По совету французского ученого-натуралиста он приказал привезти из Австралии несколько тысяч саженцев эвкалиптов, самых быстрорастущих деревьев на земле. Они были посажены вблизи строящегося города. Это стоило больших денег, зато через несколько лет голая равнина преобразилась в огромную эвкалиптовую рощу. Желая; подчеркнуть, что новая столица — подарок для любимой жены, Менелик назвал город Аддис-Абебой, что в переводе с амхарского означает «Новый Цветок».

— Вот это любовь! — растрогался пан Беганек. — На такое чувство способны только великие люди!

— Если они располагают соответствующими фондами за счет налоговых поступлений, — заметил я, желая несколько остудить пыл нашего романтичного референта.

А Бвана Кубва насмешливо добавил:

— Любовь любовью, а у меня предчувствие, что мы снова изрядно вымокнем — тучи уже собираются над головой.

Это прозаическое замечание отрезвило всех. По приглашению мосье Бернара мы заняли места в машине и поехали обратно по направлению к центру города.

— Опять в этот скучный отель! — вздохнул пан Беганек. — Все начинается отелем и кончается отелем.

Мосье Бернар уловил в этой польской фразе повторившееся несколько раз слово «отель» и отрицательно покачал головой.

— Мосье, мы не едем в отель. Я позволил себе пригласить вас на ужин. Мы уже договорились с мосье директором. Надеюсь, вы не откажетесь.

Мы, разумеется, не отказались. Пан Беганек, правда, тихонько шепнул мне, что предпочел бы получить приглашение от ато Кассы Амануэля — у него, мол, было бы интереснее, но не стоило обращать внимания на капризного, как императрица Таиту, референта.

Я принял приглашение от имени нас обоих, а пану Беганеку на всякий случай сказал:

— Пожалуйста, не берите слишком быстрого темпа за ужином. Очень вас об этом прошу.

Французский посредник жил в самом центре торговой части города в двухэтажном каменном доме. Его квартира была обставлена очень приятно, но совершенно по-европейски. В ней полностью отсутствовал местный колорит — ничего эфиопского, кроме открывшего нам дверь черного слуги, которого пан Беганек сразу окрестил «человеком из племени шанкалла».

Мосье Бернар ввел нас в небольшой салон и, извинившись, оставил одних, а сам ушел распорядиться насчет ужина. Вскоре вошел «человек из племени шанкалла». Он принес кувшин лимонада, полный поднос печенья и других сластей. Поставив все это на столик около окна, слуга молча удалился.

Нас не соблазнило сладкое — не хотелось портить аппетит перед ужином. Но пан Беганек был не из тех людей, которые в подобной ситуации в состоянии усидеть на месте. Он быстро подошел к столику, взял с подноса самую большую пачку печенья, внимательно осмотрел ее и вдруг бросил обратно, да так, словно в его руках оказался кусок раскаленного угля.

— Ну и ну! — воскликнул он с неподдельным возмущением. — Польское печенье! Вот, написано: «Е. Wedel — made in Poland».

Мы с Павлом тут же очутились у столика, и я начал хвастаться перед Кассой Амануэлем польскими кондитерскими изделиями, которые попадают даже в Эфиопию. Павел же, как специалист, полностью раскритиковал упаковку, якобы совершенно не соответствующую африканским условиям, и заявил, что наших экспортеров надо бить за такие дела. А пан Беганек подвел грустный итог:

— Стоило тащиться в Эфиопию, ломать язык при общении с иностранцами, три дня мокнуть под дождем, чтобы в конце концов получить на ужин польское печенье Ведля, которое можно купить в любом варшавском магазине!

Наше разочарование было велико, но преждевременно — мы еще не знали, что нас ждет приятный сюрприз: мосье Бернар приготовил в нашу честь настоящий эфиопский ужин! Когда хозяин дома сообщил эту замечательную новость, пан Беганек выразил такую бурную радость, что «человек из племени шанкалла», убиравший стаканы и тарелки со столика под окном вздрогнул и странно взглянул на него. Видимо, поведение референта напомнило ему родные джунгли.

В столовой, куда мы перешли по приглашению мосье Бернара, нас ожидал накрытый белой скатертью стол, заставленный деликатесами эфиопской кухни.