Генри Хаггард - Она Страница 19

Внезапно за поворотом перед нами открылось дивное зрелище. Мы увидели зеленую долину от четырех до шести миль в поперечнике, в форме римского амфитеатра. Скалистые стены этой огромной чаши были покрыты кустарником, в центре лежала плодородная, орошаемая ручьями земля, где росли могучие одиночные деревья. По этому прекрасному пастбищу бродили стада коз и крупного рогатого скота, но овец я не увидел. Сперва я не понял, что представляет собой это странное место, но потом догадался, что это кратер давно погасшего вулкана: когда-то здесь было озеро, но каким-то непонятным мне способом воду спустили. Замечу попутно, что и эта, и еще большая долина, которую я опишу в свое время, подтверждают верность моей догадки. Озадачивало другое: хотя вокруг коз и рогатого скота сновали люди, нигде не видно было признаков человеческого жилья. Где же они все живут? — ломал я голову. Мое любопытство было скоро удовлетворено. Носильщики повернули налево, прошли около полумили вверх по скалистому склону и остановились. Видя, что старый джентльмен, мой приемный «отец» Биллали слезает с паланкина, я, а также Лео и Джоб последовали его примеру. И тут я увидел нашего несчастного спутника араба Мухаммеда: он лежал на земле в полном изнеможении. Оказалось, что паланкина для него не нашлось, и его принудили бежать всю дорогу, а так как он был сильно утомлен еще до этого, можно представить себе его состояние.

Оглядевшись, мы увидели, что находимся на каменном возвышении перед входом в большую пещеру: здесь же было свалено в груду все, что оставалось в вельботе, включая весла и парус. Вокруг пещеры группами стояли наши носильщики и другие их соплеменники, все рослые и красивые, хотя и различного цвета кожи: одни — темно-коричневые, как Мухаммед, другие — желтые, как китайцы. Одеты они были в леопардовые шкуры, вооружены большими копьями.

Среди них оказалось несколько женщин, вместо леопардовых шкур они носили дубленые шкуры маленьких красных антилоп вроде ориби, только потемнее. Почти все они были очень хороши собой: большие черные глаза, точеные черты лица, густые вьющиеся, но не курчавые, как у негритянок, волосы со всеми промежуточными оттенками от каштанового до черного цвета. Некоторые, очень немногие, ходили, как Биллали, в желтовато-белых одеяниях — позднее я узнал, что это атрибут высокого положения. Вид у них был не такой устрашающий, как у мужчин, они даже изредка улыбались. При нашем появлении они окружили нас со всех сторон и осмотрели с любопытством, хотя и без особого волнения. Конечно же, их внимание привлек прежде всего Лео с его высокой атлетической фигурой и словно изваянным греческим лицом, и, когда он вежливо приподнял шляпу, открыв сбои золотистые кудри, по толпе пробежал шепоток восхищения. Дело этим не ограничилось: внимательно осмотрев его с головы до ног самая красивая из девушек в полотняной одежде с волосами темно-каштанового цвета смело подошла к нему, спокойно обвила одной рукой его шею и поцеловала в губы. Ею можно было бы только любоваться, если бы не подчеркнутая решительность, с которой она проделала все это.

Я затаил дыхание, ожидая, что Лео тут же заколют копьями, а Джоб громко воскликнул: «Ну и бесстыжая девка! Вот уж никогда не думал…» Лео был слегка удивлен, но сказал, что в этой стране, видимо, соблюдают обычаи первохристиан, и, недолго думая, обнял и чмокнул юную красавицу.

Я вновь затаил дыхание, опасаясь, что произойдет что-нибудь страшное, но, к моему изумлению, мои опасения не оправдались: хотя кое-кто из девушек и выказывал признаки досады, женщины постарше и мужчины лишь слегка улыбнулись. Тайна разъяснилась впоследствии, когда мы ближе познакомились с обычаями этого удивительного племени. Оказалось, что женщины у амахаггеров, вопреки обычаям, бытующим почти среди всех диких народов, не только пользуются равными правами с мужчинами, но и не сочетаются с ними сколько-нибудь прочными брачными узами. Происхождение определяется лишь по материнской линии, и кое-кто гордится длинным рядом своих славных прародительниц, как наши аристократы своим генеалогическим древом; отцовство здесь не признается даже в тех случаях, когда не вызывает сомнения. У каждого племени, или, как они говорят, «семейства», есть выборный вождь «отец». Биллали, к слову сказать, был отцом «семейства», которое насчитывало семь тысяч человек, но так величали только его одного. Если женщине приглянулся какой-нибудь мужчина, она, чтобы выразить свое предпочтение, при всех обнимает и целует его, точно так же, как сделала эта красивая и порывистая молодая особа, которую звали Устане. Ответный поцелуй означает согласие на союз, и этот союз длится до тех пор, пока не надоест одной из сторон. Должен, впрочем, заметить, что здешние женщины отнюдь не так часто меняют своих избранников, как можно было бы ожидать. Не бывает и ссор на этой почве, по крайней мере, среди мужчин; к тому, что их покидают ради других, они относятся так же, как мы к подоходному налогу или нашим брачным законам — эти установления служат благу всего общества, и, хотя могут быть крайне неприятными для отдельных его членов, оспаривать их бесполезно.

Любопытно, как сильно различается институт брака в разных странах: мораль изменяется в зависимости от географической широты, что считается нравственным и пристойным в одном месте, в другом вызывает прямо противоположное отношение. Следует, однако, учитывать, что все цивилизованные народы принимают за аксиому, что обряд является пробным камнем нравственности, но даже и по нашим канонам нет ничего аморального в этом обычае амахаггеров: объятья и обмен поцелуями перекликаются с нашей церемонией бракосочетания, а это оправдывает многое.

Устане поет

После того как Устане и Лео поцеловались — ни одна из девушек, кстати, не вызвалась осчастливить меня своим выбором, хотя одна женщина и увивалась вокруг Джоба к явной тревоге этого почтенного человека, — подошел Биллали и радушно пригласил нас войти в пещеру, что мы и сделали, сопровождаемые Устане, которая пропускала мимо ушей все мои намеки на нашу любовь к уединению.

Мы не успели пройти и пяти шагов, как я понял, что пещера создана отнюдь не игрой стихийных сил, а человеческими руками. Насколько мы могли судить, ее длина составляла около ста футов, ширина — пятьдесят, своей же вышиной она вполне могла соперничать с приделом большого храма. Через каждые двенадцать-пятнадцать футов от пещеры отходили коридоры или тоннели, которые, по моим предположениям, вели в меньшие помещения. Футах в пятидесяти от входа — здесь было уже не так светло — горел костер; его пламя отбрасывало огромные тени на мрачные стены. Биллали остановился и предложил нам сесть, добавив, что сейчас принесут еды; мы сели на разостланные для нас шкуры и стали ждать. Вскоре молодые девушки подали нам вареную козлятину, свежее молоко в глиняных кувшинах и вареные маисовые початки. Мы буквально умирали от голода и, признаюсь, никогда в жизни не ели с подобным аппетитом. Мы съели все подчистую.