Камил Гижицкий - Письма с Соломоновых островов Страница 19

Хижины здесь разбросаны среди деревьев, и только близ небольшой площади, откуда виден залив, стоит дом вождя, а рядом с ним — клубный дом для пожилых одиноких мужчин и молодых холостяков. Наши палатки расположены несколько в стороне, но отсюда открывается вид на море; с помощью бинокля я в состоянии даже заглянуть внутрь дома ритуальных лодок. Я уже писала тебе, что согласно местному обычаю женщинам вход туда строго запрещен.

Посреди селения протекает быстрый ручей; на другом его берегу расположился О’у номер два — маленький поселок, лепящийся к хижине второго по рангу вождя. Там также есть клубный дом, отдельный причал для лодок и несколько хижин, в которых живут родичи вождя.

Первые несколько дней по приезде в О’у я чувствовала себя очень неловко. Мужчины, женщины, девушки и дети молчаливо, но весьма внимательно наблюдали за мной. Следили за каждым шагом, каждым движением, но делали вид, что вовсе мной не интересуются. Подслушав разговоры местных жителей, Анджей рассказал, что больше всего их удивляют мои светлые волосы, а также шорты, которые я постоянно ношу здесь из-за жаркого климата. Я пригласила поэтому нескольких девушек в свою палатку, распустила волосы, позволила потрогать и убедиться, что они не покрашены и не осыпаны перламутровой пудрой. С тех пор я могу ходить куда хочу, и никто даже не удостаивает меня взглядом.

Отец с Анджеем трудятся с утра до вечера. Они ежедневно усаживаются с пожилыми мужчинами и расспрашивают их о божествах, духах, старых обычаях, разных торжествах и посвящениях молодежи, а я тем временем фотографирую все, что удастся, занимаюсь хозяйством или же уплываю с девушками на ловлю лангуст и осьминогов, а порой участвую в играх и плясках. Это самый верный способ завоевать доверие местных жителей и познакомиться с их бытом.

Должна сказать тебе, что девушки здесь пользуются известной свободой, но обязаны подчиняться многим запретам и странным для нас, европейцев, обычаям. Например, девушка не должна шутить с родным братом или близкими родственниками! Ей не разрешается перешагнуть через циновку, на которой спит ее брат или какой-нибудь близкий родственник; она обязана сперва спросить, кто там лежит. Если какая-нибудь женщина шутит с мужчиной, то все знают, что их связывает нечто большее, чем просто дружеские отношения.

Когда я прибыла в О’у, там как раз собрался жениться один молодой человек. Сваты нашли ему молоденькую девушку, дочь вождя соседнего селения Рипу. Тщательной проверкой было установлено, что девушка не связана родственными узами с кому, то есть с кем-либо из семьи молодого человека, и не принадлежит к его роду. Несколько женщин и девушек, надевших на себя множество красивых раковинных снизок и других украшений, а также ожерелья из зубов морской свиньи, собак и больших летучих мышей, отправились в обществе столь же богато наряженного дядюшки молодого человека в Рипу, чтобы поглядеть на девушку и внести за нее часть выкупа. Видно, все обстояло благополучно, и девушка согласилась на брак, так как ее матери преподнесли несколько великолепных снизок для «осушения слез», а невесту в сопровождении родичей, сватов и посланцев из О’у привели в дом родителей молодого человека. Теперь туда начали приходить все родственники и знакомые, чтобы посмотреть на нареченную и по ее лицу и поведению определить, будет ли она весела, мила и работяща или же надута, ленива и нерадива. Обсуждали также ее поведение в родном селении, отношение местным юношам, любовные увлечения и тому подобно Видимо, невесту ни в чем нельзя было упрекнуть, та как никто не решился бросить ей обвинение, выражающееся в словах: «Ну, теперь начнутся неприятности!»

Лилиекени, во всей красе своей молодости, обвешанная украшениями, вступила в дом родителей жениха и поселилась в нем, а сам он ушел ночевать в клуб и посещал родительский дом только раз в день, развлекая свою будущую жену беседами, которые она охотно поддерживала. Однако еду для жениха, приготовленную дома, относили ему в условленное место. Согласно старинному обычаю девушка не должна ничего давать жениху сама, ей следует пользоваться для этого посредниками, но на практике нареченные оказывали друг другу разные мелкие услуги и даже ели вместе арековые орехи. Однако она дружила лишь с женщинами, а он пребывал в обществе мужчин.

В этот период они как бы узнавали друг друга и от поведения девушки зависело, останется ли она здесь или же вернется в отцовскую деревню. Раньше когда убеждались, что девушка флиртует с юношами или ведет себя аморально, ее могли просто задушить, теперь же отсылают обратно к отцу, который должен заколоть свинью и угостить сватов. В отношении Лилиекени об этом не могло быть и речи. Молоденькая девушка, очень милая и красивая, всегда была веселой и работящей. Поэтому семья жениха начала заготавливать ямс, таро, бананы, кокосовые и арековые орехи, каштаны нгали и ареу и много других овощей и фруктов. Купили также сорок свиней и откормили так, что те едва двигались. Угощения к свадебному пиру должны были подаваться на старинных народных блюдах, в деревянных мисках и корытах, украшенных резьбой и инкрустированных перламутром в виде оригинальных орнаментов, изображений змей, черепах и фрегатов с расправленными крыльями. Такие миски выдалбливаются из мягкой древесины; они бывают разной величины, от небольших, литровых, до огромных, пяти- и шест метровых корыт, в которых легко умещаются целая откормленная свинья или клецки, приготовленные из нескольких десятков килограммов ямса или таро.

Перед свадьбой молодым делали татуировку. Много лет назад первой татуировке подлежали лети в возрасте четырех-пяти лет; одновременно им прокалывали носовую перегородку и вкладывали в нее свиток листьев или маленькую деревянную палочку, чтобы ранка зажила и в нее можно было впоследствии воткнуть красиво разрисованный стержень из раковины тридакны. Однако в О’у я видела только двух женщин, все тело которых покрывала татуировка — искусные традиционные разводы. Этот обычай стал отмирать на Улаве еще до войны. Однако теперь старые обычаи понемногу возрождаются, и татуировка, возможно, опять станет популярной формой украшения тела. Пока что ею покрывают лишь лоб, однако кое-где ее можно увидеть на плечах и даже на груди.

За несколько дней до этой операции Лилиекени отправилась в обществе своих ровесниц в лес, набрала там смолы миндального дерева, которую затем обожгла, растерла в порошок и стала мешать с водой до тех пор, пока не получилась темно-синяя краска. Затем к делу приступила «художница», знакомая со всякого рода символическими рисунками. Остро отточенной косточкой птицы фрегат, разрезанной на кончике как гусиное перо, она нажимала на кожу лба девушки так сильно, что текла кровь. Смыв кровь, «художница» вдавливала в ранку краску. Вся операция продолжалась полтора часа. На лбу девушки отчетливо обозначился узор, называемый су’усу’уне кауле, — косой прямоугольник посередине лба с тройным зигзагом до самого виска, оканчивающийся с обеих сторон стилизованным рисунком безголовых фрегатов. Эта процедура стоила Лилиекени трех дней острой лихорадки. У ее жениха операция прошла более благополучно: он болел только один день. Вместо фрегатов ему сделали узор в виде раскрытых пастей двух хищных рыб, по-видимому, бонит.