Георгий Чиж - К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ. Страница 2

1. ГРИГОРИЙ ШЕЛИХОВ РАСПРАВЛЯЕТ КРЫЛЬЯ

Среди нескольких сотен рубленых домишек города Рыльска, когда-то столицы особого княжества, имевшей и соб­ственный герб – кабанью голову и речку Рыло, одна глу­боко вросшая в землю избушка в средине XVIII века при­надлежала мешанину Ивану Афанасьевичу Шелихову.

Рыльск не без основания гордился своей многовековой бурной историей и участием в сколачивании Российского го­сударства: горел и сравнивался с землей половцами, татара­ми, поляками. Разрушенный и опустевший, доселялся выход­цами из соседних городов и, кряхтя, снова отстраивался в ожидании нового нашествия или пожара. Однако никогда не падал духом и упорно продолжал свою незатейливую, но оживленную торговлишку.

Ивану Шелихову жилось трудно – многочисленная семья подрезала крылья: мальчишки поголовно росли ничему не обученными, а девицы-бесприданницы большей частью оставались вековушами.

Из мальчиков некоторые надежды «выйти в люди» пода­вал только Гриша, приглянувшийся приезжему из Курска купцу Ивану Илларионовичу Голикову. Мальчик прижился в его семье, выучился читать, писать и бойко считать на сче­тах и незаметно стал дельным подручным у рыхлого старею­щего купца. Подвижной характер любознательного мальчика и успешное исполнение даваемых поручений вызвали и ча­стые поездки его даже в Санкт-Петербург, к заводчику Де­мидову и далеко на Урал, когда Демидов засиживался там на заводах.

Составление рекрутских списков в 1770 году нарушило спокойное течение жизни молодого Шелихова: он был вызвал в Рыльск для жеребьевки.

Не повезло – выпала на долю бессрочная солдатчина...

– Сломаешь жизнь-то, – говорил старый Шелихов, не­вольно любуясь силой и статной фигурой сына и в душе при­знавая, что рослый красивый детина так и просится на коня.

– Генералом стану, отец, – смеялся Гриша.

– Не греши и не шути, – вмешалась мать. – Не дворя­нин, чай. Дворянам, что уже в пеленках полками командуют, и то ноне служба нелегкая. А на несчастье в гвардию запи­шут – сопьешься. А еще хуже – собьют с пути истинного. Лучше подайся куды-нибудь да выходи в купцы. Солдат-то и без тебя в том же Рыльске полно.

Вернулся Гриша в Курск попрощаться.

– Откупиться нельзя? – деловито осведомился прижими­стый Голиков, хотя ему хорошо было известно, что это делается простым представлением «охотника» – за деньги.

– Вот что, – внушительно и твердо сказал старик, – сегодня же подашься на Урал к Никите Никитовичу – он сейчас там. Напишу письмо – укроет. И научит, как там дальше...

С тяжелым сердцем отправлялся Гриша в путь. То, что старик не захотел выкупить нужного ему человека, больно ударило по самолюбию. Проявленная Голиковым скаредность была тем более обидна, что «охотники» шли за две, много за три сотни.

«Скряга», – подумал он и решил ни о чем больше не про­сить купца и никакого дела с ним не иметь.

Никиту Никитовича на заводах Гриша не застал, но зато свел знакомство с несколькими молодыми, как и он, людьми. Недавние знакомцы устремлялись дальше – в Сибирь. Они охотно отвечали на вопрос: «Куда подаетесь?» – но уклончи­во бурчали, как только их неуместно спрашивали: «Зачем?» «Так, – отвечали, – просто белый свет посмотреть».

До Иркутска добрался Шелихов уже один, растерявши спутников по дороге. Из Иркутска, по совету людей бывалых, направился в Кяхту попытать счастья в торговле с Китаем.

Накопленные в Курске деньги быстро таяли, но Григорий Иванович не унывал: он был уверен, что легко нащупает вер­ные для заработка тропочки. Ничего не сулила хорошего в Кяхте поставленная торговля чаями – тут на посредниче­стве не разживешься, прибыльнее была мануфактура: сукна российские, даба китайская. Но самым выгодным оказалось пополнять недостающую в ассортименте пушнину: сплошь да рядом привозили исключительно добротные шкурки, но не в «ассортименте», а из-за этого скупщики требовали большой скидки. Особенно же часто это случалось из-за недостачи обыкновенной белки – она должна была составлять пример­но четверть партии шкурок.

Это обстоятельство побудило Григория Ивановича занять­ся скупкой на севере беличьей шкурки, годной к обмену на охотничьи припасы.

Постоянные разъезды, выносливость и личное знакомство с охотниками уже в три года поставили молодого Шелихова на ноги. А природное любопытство, страсть посмотреть на все собственными глазами закинула его в развивающийся Охотск и на Камчатку: в Нижнекамчатск, Петропавловск, Большерецк, где частенько околачивались прибывавшие с котиковых промыслов люди, производился дележ привезенной ими добычи и совершались выгодные для скупщиков сделки.

Через несколько лет Григорий Иванович Шелихов на ир­кутском и более обширном сибирском и даже бескрайнем во­сточном горизонте становится заметной величиной: он связан со всеми крупными купцами, ведущими торговлю пуш­ниной. Завелись у него кое-какие деньжата, женился... Про жену говорили: бесприданница, но красавица. За красоту и взял.

– Наплачется, – толковали про мужа скептики. – У нас в Сибири, почитай, одни мужики живут – на тридцать одна девка... Скоро собьется с пути. Долго ль до греха!

– Да она его, почитай, и не видит, разве в пасху да в ро­жество.

– Думаешь, лучше, если не одна, а кругом народ, – в го­роде?.. Еще хуже.

Жили Шелиховы в Охотске. Видели, как уходили надолго в море корабли, как неожиданно возвращались с несметными богатствами... А то и гибли.

– Хочу и я рискнуть, Наталья Алексеевна, – сказал как-то Григорий Иванович жене. – Купца Алина знаешь?

– Луку Петровича? Лысого? Знаю.

– Ну вот, с ним... Решил снарядить кораблик на острова.

– В доле с ним?

– Само собой, в доле. Однако на свои...

– А сорвешься?

– Сорвусь, опять начнем копить... Как думаешь?

Наталья кинулась на шею мужу:

– Умница!.. А то все «коплю» да «боязно»!

– Приглядываюсь, Наташа. Ведь и правда боязно.

– Так можно всю жизнь в щелку проглядеть. Трапезни­ковы, Пановы, Алин, Шилов разбогатели? А ты – «боязно»! Волков бояться – в лес не ходить...

И наличные деньги уплыли. Не прошло и двух месяцев, как письмо из Иркутска – от Голикова. Опять Григорий Ива­нович советуется с женой:

– Слушай, Наташа... Пишет, что взял с торгов питейный откуп в губернии Иркутской. Дознался, что я с Алиным сна­ряжаю кораблик на Алеутские острова. Вот и он хочет попытать счастья, предлагает вместе строить корабль.

– Что же ответишь этой свинье?

– Свинья-то свинья, а отвечу: согласен...

И начались у Григория Ивановича большие дела – с Али­ным, с Лебедевым-Ласточкиным, с Пановыми, с Голиковым, с Кознугиным... Каждый год уходят в далекое плавание ку­печеские суденышки: в 1776 году «Св. Павел» – из Нижнекамчатска, в 1777-м – «Св. Варфоломей», «Варнава» – из того же Нижнекамчатска и «Св. Андрей Первозванный» – из Петропавловска, в 1778-м «Св. Николай» – из Большерецка, в 1779-м «Св. Иоанн Предтеча» – из Петропавловской га­вани...