Увидеть Венецию и… (диалог с Иосифом Бродским) - Роман Романов Страница 2

походил на артиста, чем на продавца съестного. За прилавком он работал элегантно, как за дирижерским пультом: взмах руки – и ветчина с сыром горгонзола нарезаны тончайшими пластиками; еще взмах – и все виртуозно упаковано в фирменную бумагу. После фееричных шоу Риккардо мы даже представить не могли, что будем покупать продукты у другого продавца. Правда, в его магазине мы еще и здорово экономили на еде. Со здешними ценами вряд ли будешь каждый день обедать в ресторанах, поэтому у синьора Риккардо мы покупали мясо, сыр, горячий хлеб, оливки, полусушеные помидоры в оливковом масле – словом, все необходимое для полноценного ужина в гостиничных условиях.

Нагруженные провиантом, мы возвращались в наш славный отель, где за стойкой сутки напролет сидел сухонький администратор в черном кардигане – медлительный, как черепаха. Мои спутницы почему-то думали, что его зовут Джузеппе (наверное, из-за сизого носа), но он оказался банальным Антонио. Рядом со стойкой был уголок с потертой мебелью, огороженный веревкой, как в музее. После долгих раздумий над смыслом этого ограждения мы решили, что кресла с позолоченными спинками и ножками – антиквариат. Кто знает, может, эту мебель сделали еще в XVI веке – Венецию не удивишь лохматой стариной!

Остальное убранство гостиницы было как бы венецианским. Мы жили в недавно построенном корпусе, и говорить о раритетах там не приходилось. Пластиковые окна, современная сантехника, «отмычки» номеров со штрих-кодом – везде признаки нового времени. Разве что люстра из муранского стекла, обои с венецианским узором да резная спинка кровати напоминали о традиционном убранстве.

Впрочем, я бы не хотел попасть в Венецию времен Иосифа Бродского и умирать от холода в грошовом номере с полурассыпавшимися гобеленами и медными кранами девятнадцатого столетия, откуда никогда не течет горячая вода. Я вполне доволен недешевым комфортом нашего стилизованного века – а на подлинники старины можно и в музее полюбоваться…

***

«Это город для глаз; остальные чувства играют еле слышную вторую скрипку. Одного того, как оттенки и ритм местных фасадов заискивают перед изменчивой мастью и узором волн, хватит, чтобы ринуться за модным шарфом, галстуком и чем угодно. Ваш глаз как-то догадывается, что все эти вещи выкроены из той же ткани, что и виды снаружи, и не обращает внимания на свидетельство ярлыков. И в конечном счете глаз не так уж неправ, хотя бы потому, что здесь у всего общая цель – быть замеченным».

Мне кажется, если бы Бродский хоть раз приехал в Венецию во время карнавала, он вряд ли написал бы, что «зима – время года, бедное красками даже в Италии». Вот уж когда цветовая нагрузка на глаз достигает здесь наивысшей точки! Вот уж когда «цель быть замеченным» приобретает черты поголовной мании!

Во время карнавала люди готовы на всяческие ухищрения, лишь бы на них обратили внимание. Этому весьма способствует конкурс карнавальных костюмов – каждый раз он привязан к какой-то определенной теме. Например, в год нашего путешествия наряды участников представляли собой вариации на тему «Природа». Несомненно, фантазию людей стимулирует денежный приз, предусмотренный за лучший костюм, но многие и без этого охотно рядятся кто во что горазд и выходят на улицу, создавая необыкновенно праздничное настроение. Венеция и в обычное время – словно сцена с грандиозными декорациями, но когда ее наводняют люди в масках и костюмах разных эпох, ощущение театральности усиливается в разы.

Открытие карнавала состоялось прямо на нашей Fondamenta di Cannaregio, и будь у нас в номере балкон, выходящий на набережную, мы могли бы наблюдать праздничную «движуху», не покидая отеля. Многие венецианцы так и поступали: причудливо разодетые, они целыми семьями выходили на балконы своих палаццо, облепивших канал с обеих сторон, и там вовсю дурачились. Они вели оживленную словесную перепалку с ряжеными персонажами, что расхаживали по набережной. Тон для их «перебранок» задавали два веселых оркестра: они тоже состязались друг с другом, стоя на противоположных берегах. На нашей стороне музыку выдавали парни с духовыми инструментами, а бойкий диалог с ними вели барабанщики в потешных желтых балахонах.

Тех, кто в праздничной суматохе желал выделиться больше других, было видно издалека. Вне конкуренции находились два клоуна на ходулях – ростом едва ли не с палаццо. Одетые в белые сюртуки и километровые красные брюки, эти дяди-стёпы выдували гигантские мыльные пузыри – на радость стайке принцесс в позолоченных коронах. На фоне клоунов почти пигмеем смотрелся один двухметровый человек – впрочем, он тоже нашел способ привлечь к себе внимание. Здоровяк вымазал лицо и шею черной краской, натянул облегающий черный костюм, а сверху напялил оранжевую юбочку в духе африканских охотников. Всем желающим он раздавал спелые бананы, протягивая их на острие копья.

Некоторые скромняги исподтишка хулиганили, удивляя народ какой-нибудь потешной выходкой. Один немолодой весельчак, облаченный в монашескую рясу, предложил Инне с ним сфотографироваться. Я навел на эту парочку фотоаппарат, как вдруг он быстро вытащил из-под рясы полуметровый резиновый фаллос, буквально «перечеркнув» им кадр – в результате, эта штуковина и стала центром композиции.

Некоторым индивидам не требовались никакие костюмы и маски – они сами были воплощением Вечного Карнавала Жизни. У облезлой стены одного палаццо я заметил трех старух в роскошных мехах. Внешность у них была совершенно убойная. Первая особа – седовласая, с красным агрессивным маникюром – накинула норковый полушубок на сугубо молодежное платье с аляповатым узором. Она раскуривала трубку и заходилась от смеха, рассказывая что-то своей подагрической подруге. Та стояла, скрюченная всеми артритами и радикулитами, в мягких домашних тапочках и расстегнутой норковой шубе до пят, почесывала редкие кудряшки непонятного окраса и тоже прихихикивала. Третья дама, одетая в расшитые серебром черные брюки, манто из чернобурки, с лисьей шапкой на голове, держала за ручку продуктовую тележку и кокетливо стреляла глазами по сторонам, словно желая познакомиться с интересным мужчиной. «Венецианские проститутки на заслуженном отдыхе» – такой диагноз поставила Ольга этим трем грациям.

Но и меховые дивы тускнели перед Матроной-В-Окне – пожилой венецианкой, которую я случайно увидел в открытом окне. Она одиноко сидела в своей квартире на втором этаже палаццо – в тусклом платье болотного цвета, обрамленная старыми зелеными ставнями. Слегка сдвинув брови, женщина с безучастным выражением лица наблюдала за течением карнавала. Мимо нее проплывали разноцветные воздушные шары; по ярко-зеленой воде скользили празднично изукрашенные лодки; внизу на подмостках смеялись, ссорились и непрерывно сменяли друг друга Персонажи: арлекины и пьеро, пираты и феи, королевы и принцы. Однако ни сиюминутные настроения Масок, ни царящая вокруг суета не вызывали у нее даже тени интереса. Она была выше Карнавала Жизни, не принимала