Луи Буссенар - Остров в огне Страница 20

Неподалеку от его поместья в это время квартировала бригада испанских солдат Вальенте безжалостно, не колеблясь поджег свой великолепный дом, где более века жила их семья. Огонь перекинулся на воинские склады. Набитые до отказа порохом, динамитом, продуктами и спиртом, они вспыхнули как факел.

Вальенте с детьми молча стояли, глядя, как уничтожается их поместье. Многим они подали пример, что и обрекло противника на голод, лишило жилья, запасов и стратегических точек.

Потом, не произнося ни слова, семейство француза перекрестилось, как над мертвым телом, все вскочили в седла и исчезли в красном зареве, охватившем весь горизонт.

Хотя небольшая армия Масео, вернувшись в провинцию Пинар-дель-Рио, чувствовала себя в безопасности, положение было тем не менее шатким. Мужественные и дисциплинированные испанцы, в армии которых было немало искусных офицеров и большое количество опытных рядовых, готовились к мощному наступлению.

Ни вылазки бесстрашных партизан, ни унесенные желтой лихорадкой жизни, ни прорыв оборонительных сооружений не сломили испанцев, сумевших сохранить высокий боевой дух и веру в победу.

ГЛАВА 11

Под гнетом испанцев. — Дон Маноэль Агилар. — Крайняя жестокость. — Оскорбляющее достоинство происшествие. — Цена за головы. — Дикие птицы Прованса. — Мариус — командир орудия. — Атака. — Очень опасная ситуация.

Испанские солдаты, понимая, что борьба предстоит долгая и тяжелая, вели себя спокойно и достойно, а вот их командиры жаждали реванша. Осознав, что «черномазые» и «бандиты» способны оказывать сопротивление и даже побеждать, они стали искать поддержки в публикуемых газетами метрополии сообщениях, где все представало в радужном свете. Не очень эффективное средство для заживления кровоточащих ран, нанесенных гордости кастильцев. Неудивительно, что в хвалебных гимнах зазвучали гнев и ярость.

Это и вызвало к жизни акты вопиющей несправедливости. Но мятежников они не повергли в уныние — наоборот, вызвали прилив сил и энергии. Потому-то и посыпались, как из рога изобилия, новые приказы испанского главнокомандующего, еще более ужесточающие осадное положение. Жителям запрещалось оказывать помощь даже больным или раненым мамбисес, поддерживать с ними какие-либо отношения, даже изъясняться с ними словами, жестами. И все это под угрозой массовых расстрелов…

Детям, и тем не разрешалось выходить на улицу после захода и перед восходом солнца, передвигаться по дорогам, носить или прятать оружие… Всем вменялось в обязанность сообщать о точном количестве продуктов и кормов для скота, имеющихся в доме…

Каждый по первому требованию должен был явиться в органы власти, дать любые показания…

За малейшее нарушение этих предписаний — смерть без суда и следствия!

Так действовали новые инквизиторы[77] в сапогах со шпорами и в касках, жестокие и безжалостные, тупо следовавшие стародавней известной формуле «Под страхом смерти»!

От главнокомандующего не отставали и частные лица. Они, пожалуй, перещеголяли даже генеральный штаб. Самым непримиримым среди них оказался полковник Агилар-и-Вега. Человек энергичный, готовый любыми средствами достичь намеченной цели, он тоже не колеблясь отдал все свое состояние делу, за торжество которого боролся.

Достойный соперник Вальенте, его бывший друг, ставший кровным врагом, принес в дар испанцам и имущество, и себя лично.

К несчастью, ему, человеку доброму и отзывчивому по природе, не хватало великодушия, присущего людям с возвышенной душой. К тому же безграничная ненависть, иссушив сердце, лишила его и благородства.

По его мнению, мятежников следовало лишить всех прав — оставить вне закона. Этих дикарей, недостойных называться людьми, нужно было уничтожать всеми возможными средствами… Никакой пощады больным и раненым! Никакого уважения к телам погибших, этой омерзительной падали, которую он яростно топтал ногами.

В общем, полковник помешался на почве расовых различий, и ничто не могло его успокоить. Напротив, от борьбы он совсем осатанел, а при виде мятежников впадал в безудержную ярость.

Ему особенно не повезло в тот день, когда повстанцы одержали победу над испанскими войсками: болела не только душа, но и тело — ведь он свалился с лошади и чуть не поломал все кости.

Помните того офицера, который гарцевал на великолепном белом коне перед строем солдат? Казалось, он бросал вызов всей армии Масео. Этим офицером, взятым на мушку провансальским матросом, и был вспыльчивый полковник.

Благодаря вмешательству Карлоса Вальенте, он пока оставался целым и невредимым, и спесивый испанец считал себя неуязвимым: выходил без единой царапины из самых страшных переделок, из самых дерзких вылазок и стал легендарным героем. Он даже не подозревал, что спасала его глубокая искренняя любовь мятежного Карлоса к его дочери. Потому плантатор и стал утверждать, что восставшие просто не осмеливаются на него напасть.

И вдруг все изменилось. Его контузило, он упал с лошади. Вне себя от злости, он тут же отдал приказ, дурацкой жестокостью не делавший чести офицеру Дон Маноэль предложил тысячу пиастров[78] тому, кто доставит к нему, живыми или мертвыми, Карлоса Вальенте, его сестру Долорес, француженку по имени Фрикет и ее слугу-матроса. Для доказательства достаточно было предъявить их головы.

Этот леденящий приказ заканчивался следующей фразой: «Тот, кто сможет удостоверить, что лично убил бунтовщика Антонио Масео, будет удостоен чести жениться на моей единственной дочери донье Кармен Агилар-и-Вега».

В лагере Масео этот «юридический акт» Мариус истолковал так, что все попадали от смеха.

Между тем испанцы явно готовились к крупному наступлению, быстро передислоцировались. Все жаждали победы. Поэтому намерение полковника волонтеров обретало реальные черты.

Верные люди сообщали Масео обо всех маневрах и всех интересующих его событиях в стане противника. Сразу же, как только появился приказ дона Маноэля Агилара, Масео получил текст. Тут же, ознакомив с ним заинтересованных лиц, он без всяких комментариев холодно заметил:

— Вот как с нами воюют!

Карлос и Долорес в ответ лишь пожали плечами, а Фрикет с презрением сказала:

— Тысячу пиастров! Мы дороже стоим!

Провансалец же громко расхохотался.

— Ну подожди, господин испанец! У меня голова крепко привинчена. Посмотрим, найдется ли такой охотник, который сумеет меня убить как простую камневертку…

Чувствуя, что здесь скрывается какая-то смешная история, Фрикет, придя в хорошее настроение, спросила: