Марстон Бейтс - Остров Ифалук Страница 20

Мы с Доном все утро пытались навести порядок около лагеря. Нужно было распаковать ящики Дона. Теперь у него была пишущая машинка, маленькая, но очень полезная справочная библиотечка, различные склянки для образцов, термометры, ареометры для определения солености воды и, кроме того, несколько пар запасных брюк, в которые он решил упаковать все эти предметы. Я тут же выпросил одну пару. Я привез с собой лишь несколько рубашек-распашонок и две пары синих бумажных штанов, которые первым делом обрезал, превратив в шорты. Но на беду, пробираясь сквозь кустарник, я постоянно обдирал ноги, а эти царапины становились затем отвратительными нарывами. Я готов был отказаться от своих принципов и вернуться к длинным штанам, по крайней мере на время работы в бундоках.

Инфекции — еще одно проклятие рая. В малейшей ссадине быстро размножались стафилококки, превращая ее в ужасную язву. Язвы довольно легко вылечивались мазями, содержащими антибиотики, но для этого приходилось ежедневно заниматься «зализыванием ран» и вечно ходить украшенным повязками. Меня болячки особенно раздражали, потому что противоречили моей излюбленной теории о том, что тропический климат сам по себе очень здоровый.

Проблема «тропических язв» весьма сложная. Много беспокойства доставляют порезы о кораллы, но на Ифалуке так же болезненны и порезы о пиловидные края листьев пандануса. По всей вероятности, эти язвы часто появлялись у людей, недавно приехавших на остров и более восприимчивых к местным заболеваниям, однако такие же язвы нередко бывали и у ифалукцев. Возможно, что их причиной был недостаток витаминов, — я видел, как в Южной Америке аналогичные заболевания быстро снимались инъекциями тиамина. Наш рацион, состоявший главным образом из консервов, был далек от идеала.

Так или иначе, но я: иш все время одолевали нас. Я был очень рад, что мог надеть запасные брюки Дона, хотя раньте одна мысль о ношении штанов — «полярной одежды», не приспособленной к условиям тропиков, была ненавистна мне.

Пока Дон разбирал вновь прибывшее имущество, я занялся устройством сушильного шкафа для образцов растений, взяв большой деревянный ящик и установив его так, чтобы спрессованные растения можно было уложить внутри него над постоянно горящими керосиновыми фонарями, дававшими ровный, несильный нагрев. Нам нужно было описать дикую и культурную флору острова, а начинать сбор образцов без сушильного шкафа не имело смысла.

Этот сушильный шкаф мы поместили в «лабораторной палатке», иначе говоря, под брезентовым тентом, натянутым между двумя кокосовыми пальмами недалеко от Фан Папа. Ниже брезента также была натянута большая противомоскитная сетка, а вместо стола стоял ящик. Мы часто работали в палатке: днем, чтобы укрыться от мух, а вечером — от москитов.

Тед упорно вел свои записи в Фан Напе, но предварительно он надевал длинные штаны, туго завязывая их на щиколотках, и окружал свое рабочее место кольцом из тлеющего «японского шнура», в противомоскитную силу которого он глубоко верил.

Установив сушильный шкаф, мы решили в тот же вечер начать сбор растений. В путь двинулась целая экспедиция — Яни, Тони, Бакал, Дон и я. Нам нужно было не только собрать образцы растений Ифалука, но также знать о каждом из них. Тони, приехавший с Улити, не знал местных преданий, связанных с растениями, но был хорошим переводчиком.

Однако и Яни уже научился бойко говорить по-английски. Яни знал местные растения, их названия и применение. Дон быстро записывал эти сведения, а я возился с прессом для растений. Бакал, как всегда, помогал тому, кто нуждался в его услугах.

Уборка острова продолжалась и на следующее утро: она закончилась к полудню, и тогда все жители Фаларика собрались на лужайке около Фан Напа на общий обед. Пиршество — это, пожалуй, слишком сильное слово для таких обедов, которые неизменно сопровождают здесь каждое совместное дело. Еды было много, се приносили все участники трапезы, но она мало чем отличалась от каждодневной. На этот раз Тед решил, что повод достаточно важный, чтобы и нам внести свою долю — ящик мясных консервов, который он привез для подобных случаев. Консервированное мясо было любимейшим лакомством ифалукцев, называвших его каравао. Это слово, вероятно, произошло от испанского «carabao» — водяной буйвол. Ряд ифалукских слов напоминал о том, что в XIX веке Каролины находились под испанским владычеством, например слово rat явно произошло от испанского «gato»[38].

Открытый ящик консервов мы поставили перед Маролигаром, вторым вождем, но делил банки Тороман, третий вождь, который всегда брал в свои руки инициативу в тех случаях, когда нужно было что-нибудь разделить между хозяйствами острова. Он выкрикивал названия хозяйств и бросал положенное количество банок представителям каждого из них; несколько банок было отложено для людей Фалалапа (где также была проведена уборка) и немного — для вождей.

Ифалукцы принесли с собой много котелков с плодами хлебного дерева, приготовленными разными способами, и целую кучу кокосовых орехов для питья, которые тоже разделил Тороман. Обед продолжался около часа. Большую часть этого времени я бродил вокруг с фотоаппаратом, а Тед и Дон, сидя на корточках в группе вождей, принимали непосредственное участие в трапезе. Тед потом сказал, что больше всего ему поправились плоды хлебного дерева, сваренные в молоке кокосовых орехов; в результате получалась тестообразная масса, залитая белым, жирным, сладковатым соусом.

В этот вечер в дальнем конце Фан Напа Дон проводил при свете керосиновых ламп очередной урок английского и ифалукского языков. Яни и его друг Тачивелименг задержались после урока. Они расспрашивали нас о войне между США и Японией[39], а потом рассказали о своем военном опыте. Тачивелименга японцы увезли на остров Фаис, где находилась радиостанция. Когда первый американский корабль показался близ острова, японцы очень заволновались, сообщили об этом по радио на Яп, а затем спрятались в убежищах. Последовавшая бомбардировка перепугала всех до смерти. Тачивелименг не говорил по-английски, но он был прирожденный мим и с помощью яркой пантомимы рассказал нам о том, как, оглушенный первым взрывом, он упал на землю, как, свернувшись в клубок, спрятался за кокосовую пальму, как снаряд попал в пальму в шести футах над ним и повалил ее на землю. Тогда никто не пострадал, кроме одного японца, который был легко ранен в руку.

Позже японцы увезли своих подневольных рабочих на Яп, где заставили засыпать на взлетных дорожках воронки от постоянных бомбежек американцев. Тачивелименг показал другую красочную пантомиму, рассказывавшую о том, как американские самолеты увертывались от японских «тах-тах», как бомбы рвались вокруг и т. п.