Жюль Верн - Цезарь Каскабель Страница 22

— Ежели ты еще раз сунешься на священную русскую землю, мы проводим тебя не в Ситку, а в ближайшее не столь отдаленное место. А всяк, кто туда попадет, не знает, когда и как он оттуда выйдет!

И несчастного артиста не без пинков и тумаков вынудили немедля вернуться к «Прекрасной Колеснице», где по его кислой физиономии всем стало ясно, что миссия не увенчалась успехом.

Неужели семейному дому на колесах суждено превратиться в неподвижное жилище на сваях? Неужели бригантина[93] бродячего артиста сядет на мель канадско-аляскинской границы, словно судно, выброшенное отливом на голые рифы? По правде говоря, такая перспектива казалась уже вполне реальной.

Какими грустными и безысходными стали несколько следующих дней, пока труппа не отважилась принять хоть какое-нибудь решение!

К счастью, у них не ощущалось недостатка в съестных припасах; еще оставался небольшой запас консервов, который они, правда, рассчитывали пополнить в Ситке. К тому же окрестности изобиловали дикими животными. Главное — не пересекать границу, чтобы не подвергнуться штрафу в пользу царской казны и конфискации ружья.

Тем не менее тоска всерьез одолела господина Каскабеля и его домочадцев. Их настроение разделяли, казалось, даже животные. Жако болтал меньше обычного. Собаки, поджав хвосты, подолгу беспокойно скулили и беспричинно выли. Джон Булль особо не утруждал себя гримасами и ужимками. Только Вермута и Гладиатора как будто устраивал новый образ жизни, при котором ничего не оставалось, кроме как толстеть на сочной траве окрестных пастбищ.

— Нужно все-таки куда-нибудь подаваться! — повторял время от времени господин Каскабель, скрестив руки на груди.

Конечно, но куда? Куда? Вот что приводило в смущение почтенного артиста, так как, похоже, у него не осталось выбора: российская граница на замке, придется возвращаться. Конец столь решительно начатому западному пути! Неужели опять тащиться сквозь ненавистную Британскую Колумбию, затем через необозримые прерии Дальнего Запада, чтобы добраться до побережья Атлантики?! Ну а потом, что делать в Нью-Йорке? Рассчитывать на какие-нибудь милосердные души, которые помогут труппе вернуться на родину? Опуститься до подаяний — какое неслыханное унижение для славных артистов, всегда живших только своим собственным трудом, а не подачками! Ах! Если б не те мерзавцы, что ограбили честных артистов в ущельях Сьерра-Невады! Их повесят в Америке, удавят в Испании, гильотинируют во Франции или посадят на кол в Турции, то и дело повторял господин Каскабель, иначе нет в этом мире справедливости!

Наконец он принял решение.

— Завтра мы отправляемся в путь! — объявил он вечером четвертого июня. — Мы вернемся в Сакраменто, а затем…

Он не закончил фразу. В Сакраменто будет видно, что делать. Впрочем, все уже готовы к отъезду. Оставалось только запрячь лошадей и направить их на юг.

Последний вечер на границе вожделенной Аляски стал особенно грустным. Стихла обычная веселая болтовня, каждый замкнулся в себе. Наступила непроницаемо темная ночь. Жирные тучи застилали небо, словно нагромождение ледяных торосов, гонимое ветром к востоку. Взгляд не мог зацепиться ни за одну звезду, а месяц прятался позади высоких гор на горизонте.

Уже в девять часов вечера господин Каскабель дал отбой. На рассвете предстояло тронуться в путь по той же дороге, что «Прекрасная Колесница» уже прошла от Сакраменто, и теперь, пожалуй, нетрудно обойтись без проводников. Нужно дойти до Фрейзера, а там лишь спуститься по его долине до границ штата Вашингтон.

Клу хотел уже запереть наружную дверь фургона, не преминув пожелать спокойной ночи собачкам и лошадкам, как вдруг неподалеку раздался выстрел.

— Кажется, стреляют! — подскочил господин Каскабель.

— Да, кто-то выстрелил…— подтвердил Жан.

— Наверно, какой-нибудь охотник! — сказала Корнелия.

— Какой, к черту, охотник посреди ночи? — справедливо заметил Жан. — Это невозможно!

В этот момент прозвучал второй выстрел и послышались крики.

Глава X

КАЙЕТТА

Господин Каскабель, Жан, Сандр и Клу мгновенно выскочили из фургона.

— Это оттуда. — Жан указывал на опушку леса вдоль границы.

— Тише, послушаем еще! — предложил господин Каскабель. Бесполезно. Ни звука, ни крика, ни выстрела.

— Кто-то случайно пальнул, что ли? — спросил Сандр.

— Нет, не случайно, — возразил Жан, — несомненно, то были крики отчаяния, там кто-то в опасности…

— Надо идти на помощь! — отозвалась добродетельная Корнелия.

— Да! Вперед, ребятишки, — приказал господин Каскабель. — Только вооружимся как следует!

Вряд ли это несчастный случай. Видимо, какой-то путешественник стал жертвой разбойного нападения. А потому стоило принять меры не только для помощи, но и для самозащиты.

В одно мгновение господин Каскабель и Жан подхватили ружья, а Сандр и Клу — револьверы, и все двинулись прочь от «Прекрасной Колесницы», оставив ее под охраной Корнелии и собак.

В течение пяти или шести минут они шли по опушке леса и время от времени останавливались, настороженно прислушиваясь; но ничто не нарушало более лесной тишины. Тем не менее никто не сомневался, что крик раздался отсюда, где-то совсем недалеко.

— Может быть, мы стали жертвами коллективной галлюцинации? — подумал вслух господин Каскабель.

— Нет, отец, — ответил Жан, — это невозможно… Вот! Слышишь?

Они четко различили вопль, но теперь уже не мужской голос, как в первый раз, а зов женщины или ребенка.

Сумерки сгустились как никогда, и в лесу уже в трех-четырех метрах не было видно ни зги. Клу хотел сбегать к фургону за фонарем; но господин Каскабель остановил его, сославшись на то, что тогда они превратятся в прекрасную мишень.

Крик повторился достаточно ясно, чтобы придерживаться нужного направления. Скорее всего он доносился не из глубины леса.

В самом деле, пять минут спустя господин Каскабель, Жан, Сандр и Клу подошли к опушке небольшой поляны… Двое мужчин лежали на земле. Женщина, стоявшая на коленях, поддерживала руками голову одного из них.

Именно ее вопли разносились по округе. Господин Каскабель, уже несколько поднаторевший в шинукском наречии, разобрал наконец, что она кричала:

— Сюда! Сюда! Уби-или!

Жан подошел к растерянной женщине, обагренной кровью из пробитой груди несчастного. Она судорожно пыталась вернуть его к жизни.

— Этот еще дышит! — сказал Жан.

— А другой? — поинтересовался господин Каскабель.