Михаил Айзенберг - Ошибки в путеводителе Страница 23

В Толедо это как-то особенно чувствуется. Единственный, пожалуй, из увиденных испанских городов, который мне откровенно не понравился. Депрессивный, очень раздражающий. Как бы придушенный. Люди идут навстречу как на подбор – чванливые коротышки. Улицы старые, страшно запутанные, а дома вдоль них или новые, или неприлично освежеванные. И почему-то ни одной площади. Ведь это что-то говорит о городе, о его жителях, верно? Говорит, вероятно, что они не хотят собираться вместе, не хотят видеть друг друга. И довольно давно не хотят, – может быть, после того как уничтожили всех своих евреев. (В других городах их просто выгнали.)

И еще этот их кошмарный Эль Греко, совсем не тот, к которому мы привыкли в Метрополитен или в бостонском Музее изящных искусств.

Мне показалось, что начинается грипп, тяжелый туман в голове, но это была чистая психосоматика: как только мы выехали за городские стены, все прошло.

Вот еще несколько впечатлений, не слишком восторженных. Авила, родина св. Терезы, как будто разбомблена собственными жителями и теперь строится заново. Всюду строительная техника, шум, кипит работа. Кафедральный собор пока не снесли, но устроили внутри постоянную экспозицию, заслонили все какими-то коробами, и теперь внутреннее пространство собора можно увидеть только из углов. И какое пространство – не сухое готическое, а еще романское, дивное, но с внезапным взлетом, только обещающим настоящую готику. (Так называемый романо-готический стиль.)

Огромный масштаб Саламанки почему-то не производит должного впечатления. Только вчуже восхищаешься тончайшей, ювелирной каменной резьбой – «платереско». Я не сразу сообразил, что это дутое величие. Это Испания шестнадцатого века: золото инков, серебро ацтеков. Богатство и мощь за чужой счет, а ведь архитектуру не обманешь.

В маленьких городках чувствуется, что Испания еще недавно была очень бедной страной. Отчасти такой и осталась. Но и здесь уютно и обитаемо: какая-то связная, налаженная жизнь. Люди всех возрастов имеют свое место.

Впечатления от Барселоны были, в сущности, последними, и они, я чувствую, сильно потеснили остальные. Потеснили, впрочем, только в пересказе, а перед глазами все стоит живо и ярко. Два места – особенно ярко, хотя в одном был туман, а в другом – мелкий дождь. Как выяснилось, яркости это не убавляет. Невероятная Самора, вытянутая в пределах старых городских стен, с длинной пешеходной улицей, вдоль которой стоят – одна за другой – двенадцать романских церквей, почти не переделанных. А кончается улица большой площадью с рядом дорических колонн, на которой кафедральный собор с диковинным, почему-то почти индийским куполом. И вот на все это дело у нас на глазах опустилась с неба большая стая аистов и расселась в старых гнездах на всех колокольнях и звонницах. Где-то одна-две птицы, а где-то и два десятка. Потом это повторилось в другом замечательном городе – Касересе.

А в монастыре Монтсеррат (под Барселоной) мы сами были как птицы. Монастырь спрятан среди страшно крутых, уступчатых гор, состоящих как бы из отдельных столбов. Вдали синеют Пиренеи. От станции поднялись по канатной дороге, потом на фуникулере до верхней точки и уже оттуда шли вверх еще час, забрались выше нижних туч, к подкладке средних – как горные орлы. Вокруг толпились огромные каменные пальцы или кувшины, напоминающие грубых идолов естественного происхождения. На самой верхней площадке нас ждал привязчивый белый кот с черной отметиной. Как он там оказался?

По одной из легенд, именно здесь спрятана чаша Грааля (см. «Индиана Джонс и чаша Грааля», а также ряд менее значительных средневековых текстов). А в монастыре находится первая статуя Мадонны Монтсерратской, Смуглой Девы из черного дерева, ее можно посмотреть. Сама статуя заключена в стеклянный цилиндр с вырезом для руки, лежащей на шаре. Стоит длинная очередь желающих поцеловать или потрогать руку Темноликой. Прелестные подобия этой статуи мы видели еще в двух местах, она очень популярна.

Хотя и уступает в популярности Сантьяго. В его – брата Иоанна, первого мученика среди христиан – честь названо очень много церквей и целый город (и еще сто тридцать городов вне Испании). Но только приехав в Москву, я вдруг сообразил: мы ведь и здесь живем в Сантьяго – в Яковоапостольском переулке, Сантьяго-де-Моску. Вероятно, поэтому я еще одной ногой там, в Испании (см. начало письма).

Кудама (2005)

Петрозаводск – город с очень длинными домами. Иные тянутся на сотню метров. Проехали реку Кутижму, реку Сяпсу. Проехали деревни Бесовец, Виллагора. Приехали на Сямо-озеро, что на сто километров севернее Петрозаводска. Озеро очень большое, второе по величине в Карелии.

Удаляясь во времени, наше январское путешествие проявляет какие-то черты, нелепые до художественности. Впечатление потихоньку формирует свой гротескный и, видимо, истинный образ. При этом как бы окликает меня – вопросительно, растерянно и не вполне по-русски: кудама? кудама заехали?

Кудама – название карельской деревни, в которой мы провели около шести дней. Первые впечатления были великолепны. Дом, в котором нас поселили, похож не на избу, а на новую усадебку: большой, двухэтажный, за крепкой оградой с нарядными воротами. И внутри весь разряжен, набит побрякушками, бесконечными светильниками, всевозможной техникой – электрической, разумеется. Телевизор, магнитофон, видео, проигрыватель с набором пластинок, кофеварки всякие. Или я себя обманываю, или мне действительно с первого же взгляда почудился в этом великолепии какой-то наигрыш. Все не от мира сего. За оградой темная, провалившаяся в снег северная деревня, а тут чистой воды Финляндия. Хозяев пока нет, но милая Валентина (завклубом) подчищает что-то и без того негрязное. Симпатичный дворник Виталий метет дорожки. Непонятно.

Понятно стало в первый же вечер: вырубилось электричество. И тут же выяснилось, что запас свечей истощен до крайности, а фонариков – два. Один сдох немедленно, второй стал чахнуть прямо на глазах, но еще сутки как-то держался. Поэтому я не очень хорошо разглядел выражение лица завклубом, объясняющей нам, что воды тоже нет, потому что она – от насоса, а тот – от электричества. А нет воды – нет и сортира. Надо ходить на улицу. А что ж хозяин не едет? А хозяин заболел.

На третий день он все-таки приехал, привез шумную подстанцию (а почему ее раньше не было?), которой хватало на воду и одну общую лампочку. А к вечеру и свет починили. Правда, хватило этой починки ненадолго – на полдня. Так и пошло: сутки чинят, пять-шесть часов работает, и, конечно же, в дневное время. В третий раз все обесточилось, когда мы плотной группой сидели в бане, и кромешная тьма оставила нас наедине с кипятком.