Александр Иванченко - Повести студеного юга Страница 23

Привязав к длинному шесту похожий на хоккейную клюшку фленшерный нож, Микал с тяжелым сердцем грузно прошагал на корму. Вот сейчас он опустит нож в воду, нащупает линь и… Внезапно его охватила ярость. Два года проторчать в Антарктике и вернуться ни с чем. Проклятая тварь!

— Германсен! — закричал он в бешенстве. — Германсен!

— Я здесь, — тихо отозвался за его спиной Германсен. Когда он появился на корме, Микал не заметил.

— Здесь? Какого дьявола вы здесь? Что делают ваши машины?

Старший механик вздохнул:

— У главного двигателя шатуны заклинило.

— Голову вам заклинить! Это по вашей милости все, почему лебедку не стопорили?

— Я ждал команду.

— Болван безмозглый! Имейте в виду, если мы потеряем этого кита, я добьюсь, чтобы на «девятке» вашего духа не было.

— Да, конечно, — покорно согласился Германсен. — Вы правы, я виноват.

— Вы всегда виноваты и всегда, черт возьми, торопитесь признать свою вину. Думать надо, Германсен.

— Да, конечно.

Микалу вдруг стало неловко. Он действительно команду отдал не вовремя. Не Германсен, а он, Микал, болван безмозглый.

Длинный, нескладный, с глазами, полными неизбывного человеколюбия, старший механик «девятки» был нерасторопным, постоянно где-то витающим, но его можно было упрекнуть в чем угодно, только не в отсутствии желания думать. Что бы ни случилось, неизменно спокойный Германсен умел все трезво взвесить и найти если и не единственно верный, но все же выход.

— Простите, Раул, — буркнул Микал, остывая. — Кажется, эта тварь собирается затащить нас в ропаки.

— Это его право, он борется за жизнь. Другого шанса избавиться от нас у него нет. Но рубить линь я бы на вашем месте не торопился. Он скоро устанет, видите, какие розовые фонтаны. Надо приготовить багор и следить, когда линь провиснет. Метров шесть слабины вполне хватит.

Глянув на кормовой шпиль, Микал улыбнулся. Черный ребристый рол шпиля медленно вращался. Нерасторопный Германсен успел, оказывается, переключить вспомогательную машину на корму. Оставалось только поймать момент слабины, подтянуть багром линь к палубе и накинуть на шпиль. Пусть потом кит потягается с машиной. Она-то его вымотает быстро. Или хотя бы даст время придумать что-нибудь другое.

— Хорошо, Германсен, тащите багор, — сказал Микал сдержанно. Он боялся преждевременной радостью спугнуть удачу.

Линь провис через десять минут. Им удалось подхватить его и набросить на шпиль тремя витками. Еще несколько витков сделала машина. Туго натянувшись, манильский канат зазвенел, как стальной.

Кит сначала чуть приостановился, потом он, словно ударившись в невидимую стену, дернулся назад, выбросил окутанный розовым паром кровавый фонтан и замер. Какое-то время его сила и сила машины были равными, затем шпиль снова провернулся. Не поддаться мощному двигателю гигантский, но истекающий кровью зверь не мог.

С надсадным гулом машина рывками вращала шпиль, подтягивая блювала все ближе к судну. Казалось, линь вот-вот оборвется или гарпун вырвется из тела кита. Невозможно было представить крепость мышц, выдерживавших натяжение в десятки тонн. И все же гарпун оставался в спине блювала до конца. Линь тоже не оборвался. Но когда кита подтащили к самой корме, Микал понял, что этого слишком мало. Зверя нужно добить, а пушка на судне только одна, и она намертво привинчена к полубаку.

— У вас неплохая голова, Германсен, но, пожалуй, пора давать SOS, — сказал Микал, скрывая под иронией досаду разочарования. Еще год надежд прахом. Этого загарпуненного, но не убитого кита ему не зачтут. Он достанется тому, кто первым подойдет к «девятке» и сделает добойный выстрел. Даже если это будет старина Якобсон, готовый отдать младшему Мартинсену свою собственную добычу. Не Якобсон — Совет гарпунеров решает.

Мариус потом утешал Микала.

— Твоя звезда, Мики, не настолько скверна, чтобы думать о ней с отчаянием. В следующем сезоне все будет в порядке.

Но на следующий год все три дня экзаменов Микал провалялся в постели. А четвертый сезон стал для него последним.

В тот день произошло невероятное.

Только что накачав воздухом очередного финвала, Микал увидел чуть левее курса крупного горбача. Всего в двух кабельтовых. Пушку Паулсен же успел перезарядить. Не теряя ни минуты, Микал занял боевую позицию. И вот в момент выстрела, в ту самую секунду, когда Микал нажал гашетку, на линии прицела из воды свечой выскочил китенок. Гарпун прошил его насквозь, но направления не изменил — вошел точно в цель. Каким-то чудом граната в китенке не взорвалась. Взрыв произошел в туше взрослого горбача. Так на одном лине оказалось сразу два кита, самка с детенышем.

Паулсен, видевший, как все произошло, истово перекрестился. Потом, пристально глядя на Микала, он сказал с суровой строгостью:

— Вы совершили тяжкий грех, Мартинсен, это убийство агнца. Осените же себя хотя бы крестом.

Микал засмеялся:

— Ничего, Вильян, с богом мы сочтемся.

Конечно, это был подлый выстрел. Но разве Микал ожидал что-нибудь подобное? Он не заметил даже, что целится в самку. Кит был огромный, и Микал принял его за матерого самца. Но тогда он об этом не думал. Два кита на одном лине страховали возможный промах. За Микалом оставалось еще три гарпуна. Если один из них и пройдет мимо цели, двумя другими Микал уж как-нибудь сумеет не промахнуться.

Он чувствовал себя в прекрасной форме и верил в удачу как никогда. Это необыкновенное двойное попадание одним гарпуном ему казалось знамением самой Фортуны. Так долго изменявшая ему, сегодня она определенно заигрывала с ним. Дьявол с тобой, распутница, кто старое помянет, пусть того акулы сожрут.

Следующий выстрел, восьмой, был таким же точным, как семь предыдущих. Микал мог в этом поклясться. Рикошет больше удивил его, чем расстроил. Он твердо помнил, что линию прицела взял совершенно правильно, но гарпун, скривив почему-то траекторию полета, боком ударился в спину кита и отскочил от него, как резиновый. Граната разорвалась в воде.

— Кажется, захлестнуло линь, — вслух предположил Микал, думая про себя: «Что ж, был запасной шанс, теперь его нет. Может, это и к лучшему, буду внимательнее».

Он был уверен, что рикошет получился случайно. И действительно, девятый гарпун, посланный вскоре и в того же кита, сработал нормально.

У норвежских китобоев был обычай: перед тем как сделать последний зачетный выстрел, сдававший гарпунерские экзамены обращался к товарищам по команде с торжественной речью. Он говорил, что, если этот десятый выстрел будет удачным и на флотилии появится еще один гарпунер, пусть никто не сомневается в его преданности своему профессиональному долгу и обычаям морского товарищества. Он не забудет, что его пушка должна служить не только ему, а всем, кто делит с ним труд китолова. Поэтому он всегда будет строг ко всем членам команды своего суда, но вдвойне строг к себе.