Тим Северин - Золотые Антилы Страница 23

Рэли, конечно, понимал, что ему грозит; знал он и о провале, который постиг все английские экспедиции в Южную Америку за время его заключения в Тауэре. Было несколько попыток основать колонию на побережье Бразилии, но все поселения продержались не более четырех лет, колонисты гибли или разбегались из-за болезней, неурожая и несчастий. Немногие выжившие, как правило, собирали пожитки и уплывали на родину, считая за величайшее счастье бегство от тропических угодий, где сорняки и разрастающиеся джунгли быстро поглощали все следы их жалких усилий создать новую колонию во имя процветания Англии. Но величайшая угроза столь долго ожидавшей воплощения мечте Рэли об Антилах заключалась не во враждебности земель его возлюбленной Гвианы и не в крошечном отряде испанских солдат, потеющих на монотонной вахте на берегах Ориноко. Истинная опасность подстерегала на родине, где отчаянно нуждающегося в средствах короля изводил непокорный парламент и переигрывал в интригах посланник Гондомар. В непостоянном характере короля Якова сталкивались и боролись жадность и осторожность. Поначалу он поддался искушению освободить Рэли из Тауэра и послать в Гвиану в надежде, что тот отыщет золото и тем разрешит проблемы казны. В то же время Якова тревожило, что такой образ действий осложнит англо-испанские отношения. Испанцам, несомненно, придется не по душе, что Рэли, известный испанофоб, которого они считали немногим лучше пирата, будет послан монархом в Карибское море, где он в прошлый визит напал на Сантьяго и захватил в плен одного из губернаторов его императорского величества.

Испанский посол искусно играл на этих страхах. Узнав от своих осведомителей, что король и его министры всерьез рассматривают новый гвианский проект, Гондомар нанес Якову визит и разыграл эмоциональную сцену. Указав, что Рэли — известный смутьян, он потребовал гарантий, что новая его экспедиция не побеспокоит испанских поселенцев на Антилах и не нанесет ущерба собственности Испании. Без таких гарантий Мадрид будет рассматривать любое гвианское предприятие как акт враждебности против Испании. Яков, как обычно, ответил с непоследовательностью, порожденной осторожностью и глупым упрямством. Он отказался прекратить подготовку к экспедиции, но в то же время пообещал, что если Рэли в чем-либо навредит Испании, то по возвращении будет приговорен к смерти. Также Яков обещал держать испанское правительство полностью в курсе приготовлений и действий Рэли, чтобы оно не могло сомневаться в его намерениях. В несоразмерном рвении подтвердить свои добрые намерения Яков предлагал даже выдать провинившегося Рэли испанским властям, чтобы те могли публично казнить его на главной площади Мадрида.

Гондомар полностью переиграл английского короля. Испанец хорошо знал, что, попытавшись вторично подняться по Ориноко, Рэли натолкнется на форт, удерживавший подходы к Карони. Если Рэли при этом повернет назад, то выставит себя недальновидным трусом, отчего испанцы получат заметный психологический выигрыш. Если же Рэли решится штурмовать испанское укрепление, его ждет смерть по приговору собственного короля. Этим ходом Гондомар загнал Рэли в ловушку. Недавний пленник готовился совершить опасное путешествие в страну, где однажды уже потерпел поражение. Однако на сей раз за поражение ему предстояло поплатиться жизнью.

Рэли был в достаточной мере политиком, чтобы сознавать эти опасности, и его безумное на первый взгляд решение вернуться в Гвиану на условиях Якова явилось следствием тех событий, что предшествовали его освобождению. Конечно, самым важным было понимание, что новая гвианская экспедиция возвратит ему свободу. После тринадцати лет в Тауэре почти любая возможность выбраться оттуда стоила любого риска. И все же для объяснения готовности Рэли решиться на вторую гвианскую экспедицию нужно некое дополнительное побуждение, потому что годы, проведенные в тюрьме, вовсе не сломили его дух и он по-прежнему громко заявлял о своей невиновности в деле, за которое его осудили.

На самом деле Рэли умудрился сделать свое заключение неожиданно комфортабельным. К нему постоянно приходили посетители, и он продолжал активно участвовать во многих предприятиях. Группа писателей, в том числе Бен Джонсон, помогали ему в составлении широко задуманной «Истории мира», к тому же он оборудовал собственную лабораторию, где без конца предавался занятиям алхимией, металлургией и своей любимой фармакопеей, составляя «эликсир», которым сама королева лечилась от всех болезней. И, что самое невероятное, этот осужденный изменник, преданный «гражданской смерти» по воле своего монарха, был личным наставником принца Генри, наследника английского престола.

Вполне возможно, что именно внезапная смерть принца Генри — юноша заболел тифом, искупавшись в грязной Темзе, — заставила Рэли поспешить в Гвиану. Смерть принца стала тяжелым ударом, потому что Рэли не жалел для юноши любви и знаний в надежде сделать из него идеального принца и, само собой, через принца возвратить себе свободу. Смерть Генри грубо разрушила эти надежды. Годы усилий пропали втуне, и свобода представлялась теперь Рэли более недостижимой, чем прежде. Удар стал еще болезненнее от сознания, что второго шанса не будет: он понимал, что слабеет. По меркам того времени он считался стариком и, должно быть, остро ощущал, что превращается в анахронизм. Он остался чуть ли не последним из знаменитых елизаветинцев и представлялся странной и одинокой фигурой — галантный придворный, случайно сохранившийся под замком, словно засахаренная слива, тогда как все другие вокруг него давно засохли. При таких обстоятельствах Рэли должен был понимать, что Гвиана дает ему последний случай применить свои таланты и использовать последние оставшиеся ему годы. Должно быть, и гордость сыграла свою роль: он презирал менее выдающихся приближенных Якова и в своем высокомерии полагал, что добьется успеха там, где потерпели поражение другие. Рэли был щедро наделен тем пылом, что заставляет человека тянуться за призом, не доставшимся всем остальным; и та самоуверенность, которая и прежде позволила ему бросить вызов охотившимся за Эльдорадо конкистадорам, теперь подбивала презреть и суровость Якова, и открытую враждебность Гондомара в последней попытке добыть победу в, казалось бы, безнадежной игре.

Но победа для Рэли означала полные трюмы слитков, доставленных, чтобы наполнить сундуки Якова, а для достижения этого необходимо было разведать и начать разработку богатых залежей золота близ Ориноко. Следовательно, Рэли, соглашаясь на условия Якова, должен был верить, что найдет в Гвиане золото. Миф о Золотых Антилах вторично проник в душу одного из немногих людей, отлично представлявших себе жестокую реальность. Рассказ Кеймиса о Золотой горе и собственные геологические наблюдения Рэли в той местности заронили искру надежды, но в конечном счете Рэли должен был обманывать себя. Запертый в Тауэре, он столько размышлял над приманками, описанными им в «Открытии», что и сам поверил созданной им блестящей выдумке. Разочарование от плавания сэра Томаса Роу и неудача с заложенными англичанами антильскими плантациями должны были бы сокрушить миф, однако доклад Кеймиса и собственные воспоминания о «прекрасной империи» перевесили. Мираж Золотых Антил принял новый облик: гора Путиймы и копи на Карони вместо Эль Дорадо с его Золотым городом. Обаяние мифа осталось нерушимым. Он манил Рэли тем же обещанием спасения, каким соблазнил его в 1595 году, и по странному зеркальному эффекту судьба повторялась. Гвиана снова сулила окончание изгнания и возвращение благосклонности монарха: как два десятилетия назад, Антилы давали единственную надежду обрести свободу и королевскую милость. И опять Рэли всей душой отдался приготовлениям к новой экспедиции на Ориноко.