Ралли Родина. Остров каторги - Максим Привезенцев Страница 23

«Может, стоило послушать парней и сместить точку старта хотя бы в Ванино?» – мелькнула в моей голове мысль, но я тут же прогнал ее прочь.

Паром снизил скорость до минимума, но остановился, только врезавшись в пирс. Мы переглянулись.

«А не пьян ли капитан?» – подумал я и, наверняка, все мои товарищи.

Впрочем, особого выбора у нас не было: дождавшись, пока матросы закончат швартовку и подадут трап, мы загнали мотоциклы на палубу, откуда их спустили в грузовой трюм. Вслед за нами на борт поднялись двое хмурых мужчин – сотрудники порта. Они еще с полчаса проверяли документы, которые им вынесла хмурая светловолосая женщина в очках, после чего нехотя поставили нужные печати и взялись за наши билеты. Осенив каждый из них синим штампом, сотрудники порта убыли, а светловолосая сказала:

– Здрасте. Идите за мной.

Мы спустились в мрачный трюм, более похожий на железную тюрьму. Здесь находились каюты, в которых нам предстояло провести следующие несколько часов.

– Вот, располагайтесь, – сказала светловолосая и махнула рукой в сторону распахнутых дверей кубриков.

Я заглянул внутрь. Стены, кое-как обшитые листами выкрашенного в белый металла, железные нары с потрепанными матрасами… Примерно так же Чехов описывал арестантские камеры сахалинской каторги конца прошлого века. Единственное, что связывало нас с современностью – это надписи на стенах: «Путину место в психушке!» и «Жулики и воры должны сидеть в тюрьме, а не в думе!!!»

– Лепота, – протянул Ребе, окидывая взглядом помещение, которое лишь с большой натяжкой можно было назвать уютным словом «каюта».

«Хотя в сравнении с теми условиями, в которых перевозили сюда каторжан, это действительно царские хоромы», – подумал я.

Пожелав нам доброй ночи, женщина ушла, а мы, немного выпив для успокоения нервов, дождались отплытия и с радостью проводили взглядом огни ночного Холмска. Чем больше мы отдалялись от этого богом забытого места, тем крепче становилась вера в то, что дальше все будет совсем по-другому…

Однако наутро мы с удивлением обнаружили, что снова находимся в Холмском порту. Правда, у другого пирса. Казалось, это какая-то мистика, и остров каторги просто не хочет нас отпускать. От этого на душе стало жутко.

«А ведь ралли только началось… бывают ли такие совпадения?»

– В чем дело? – спросил я у матроса, который торопился мимо нашей каюты в моторный отсек.

– Ночью, через пару часов после отплытия, паром дал течь, вода в трюм полилась, – не сбавляя хода, весело ответил этот высокий темноволосый парень. – Хорошо, вахтенный матрос не спал, поднял тревогу.

– Ничего себе. И что теперь?

– Да ничего. Такое постоянно. Денек на починку – и снова поплывем.

– Денек? – переспросил я, но он был уже далеко и не слышал.

Я вернулся к Ребе и Ламе, с которыми делил каюту, и все им рассказал.

– Ничего себе новости, – явно растерявшись, пробормотал Саша.

– Надо хотя бы на берег тогда сойти,– заметил Боря. – Чего тут в норах сидеть, как корабельные крысы?

Мы были с ним полностью согласны, однако план «побега» обернулся фиаско: с корабля нас попросту не отпустили – чтобы заново документы не делать.

– Да что их там делать? – возмутился Денис. – И чем вчерашние плохи?

– Молодой человек, – строго произнесла все та же светловолосая. – Вчерашние плохи тем, что они вчерашним днем проштампованы. А новые мы можем сделать только в Ванино. Но в Ванино мы поплыть не можем, пока не устраним течь…

Слушая ее, я понял, что на берег мы не сойдем, а если и сойдем, то отчалим не раньше, чем послезавтра – пока паром не сплавает в порт и не вернется с новыми документами. При этом питание для пассажиров на корабле отсутствовало, как никому не нужный атавизм, и местная команда об этом даже не задумывалась. Ответ вахтенного матроса на мой вопрос о том, где можно поесть, был минимальным, как закуска в мишленовском французском ресторане:

– Нигде!

– Пойдемте, парни, – сказал я. – Сегодня погрызем сухпай.

За неимением иных развлечений большую часть дня мы проспали. Разговоры не клеились: ситуация с паромом выбила нас из колеи, и настроение у всех было ни к черту.

– А с чем хоть поломка связана? – снова увидев в коридоре того же улыбчивого матроса, спросил я. – Не с тем, что вы вчера в пирс воткнулись, когда причаливали?

– Да нет, вы о чем? – поморщился мой собеседник. – Тот удар – херня. А течь – это от старости. Заботливые руки коррозии, так сказать. Мы с парнями шутим, что однажды точно потонем. Девять же уже на металл порезали давно, а этот все плавает. Семьдесят лет скоро, ржавое корыто, иначе и не скажешь, ага…

Следующей ночью, когда паром наконец отчалил, мне снилось, что на полпути к Ванино мы вместе с паромом, мотоциклами «Урал» и веселыми матросами идем ко дну. Вздрогнув, я проснулся около четырех часов и так больше и не уснул. Не знаю даже, что хуже – утонуть или остаться на Сахалине навсегда. Казалось, в первом случае мучений все-таки меньше.

Зато долгожданное прибытие на материк произвело на нас лечебный эффект: дурные мысли разом отхлынули, мы шутили и с улыбкой прощались с матросами и капитаном – хмурым бородачом, который задумчиво наблюдал за нашей разгрузкой, пыхтя «беломориной».

– Всего хорошего, – сказал я, пожимая его морщинистую руку. – Не тоните больше.

Он ничего не сказал, но по взгляду я понял, что капитан уже настолько утомился от постоянных проблем с судном, что затопление станет для него не трагедией, а самым настоящим праздником.

«Еще один каторжанин – фактически, Харон, который увозит души умерших на Сахалин и сам давно мечтает о покое…»

Тогда мы думали, что уже натерпелись от судьбы на неделю вперед, а потому поломка Иванова мотоцикла посреди трассы застала нас врасплох. Удивительно, но «черный» просто заглох на полном ходу, издав пару громких хлопков, точно чахоточный больной. Проверка свечей, электрики, разборка карбюраторов и продувка жиклеров не помогли: «Урал» Камова превратился в безжизненный кусок металлолома. Стало ясно, что без разборки двигателя диагноз установить не удастся, а это в дороге не сделаешь. Ну а поскольку до ближайшего сервиса (в Хабаровске) было еще двести пятьдесят километров, мы оказались в весьма затруднительном положении.

Тут следует отметить одну деталь: еще на Сахалине мы удивлялись, что Иван не снял защитные чехлы с противотуманных фар, видимо, надеясь сберечь их в целости и сохранности до самого Петербурга. На наши намеки, что, мол, надо бы снять чехол, тогда тебе и дорогу будет видно лучше, да и мы тебя сможем без проблем рассмотреть в зеркала заднего вида, Иван не отреагировал. Он почему-то упорно не хотел снимать чехол.

И вот теперь, когда его мотоцикл умер, и мы копошились под стальной обшивкой, пытаясь найти причину поломки, Денис спросил:

– А знаешь, Вань,