Василий Головнин - Путешествия вокруг света Страница 24

Главнейший из их пороков есть, по мнению моему, жестокость, с каковою многие из них обходятся с своими невольниками; несчастных сих жертв, до акта, последовавшего в английском парламенте, об уничтожении торговли людьми, сюда привозили на продажу, так, как и во все другие колонии, большей частью с африканских берегов и плененных малайцев.

Невольников содержат в здешней колонии очень дурно: ходят они в лохмотьях, даже и такие, которые служат при столе своих хозяев. Сказывают, что с тех пор, как англичане ограничили жестокость господ в поступках к своим невольникам и запретили торговлю неграми{128}, их стали лучше содержать и более пещись об их здоровье. Скупость, а не человеколюбие, без всякого сомнения, была причиною такой перемены: невозможность заменить дешевою покупкой умерших негров заставила господ обходиться лучше со своими невольниками.

В обхождении капские голландцы просты и не любят никаких церемоний и околичностей. Но у них есть этикеты, так, как и у других народов, которые они строго наблюдают. Например, если кто лишится ближнего родственника, тот должен известить публику о своем несчастии через газеты и просить родню и друзей своих, участвующих в его печали, не беспокоить себя делать ему визиты и писать утешительные письма, а оставить бы его наедине предаться скорби и оплакать свою потерю. Вот образец одного такого объявления:

«Мыс Доброй Надежды, сентября 11 дня 1808.

В прошедшую ночь постигло меня ужасное несчастие преждевременною кончиною моего достойного дражайшего, возлюбленного супруга NN, преставившегося 26 лет 5 месяцев и 7 дней от рождения, после счастливого нашего соединения, продолжавшегося год 2 месяца и 27 дней; я желаю и надеюсь в сии тягчайшие для меня минуты горькой печали и сердечной скорби найти утешение, которое единая вера только может доставить несчастным страждущим; а потому прошу моих родственников и друзей, участвующих со мною в горести, извинить меня в непринятии утешительных от них писем и посещений.

Траурные обряды наблюдают они с великой точностию, даже по дальней родне; впрочем, печаль их очень часто бывает только притворная. Мы знали в Симансштате голландку, которая, лишась престарелой полоумной своей матери, горько плакала и казалась неутешною. Когда же стали представлять ей, что потеря ее невозвратна, что рано или поздно мы и все там должны быть, и другие обыкновенные в таких случаях утешения, тогда она сказала, что все это сама знает, но, лишась матери в такое время, когда фланель очень дорога, и имея большую семью, которую надобно одеть в траур, будучи сама недостаточная женщина, она должна будет понести очень чувствительную потерю.

При первом свидании с иностранцами капские жители обоего пола кажутся невнимательны, неучтивы и даже грубы; но, познакомившись несколько с ними, они становятся обходительнее, ласковее и очень услужливы. Холодная их наружность смягчается много приятной физиономией и правильными чертами. Здесь из мужчин есть много видных и красивых, а женщины прекрасны, очень многие из них, по справедливости, могут назваться красавицами.

Я не мог заметить, чтоб из иностранцев они отдавали какому-нибудь народу преимущество перед другими. Обхождение их со всеми равно: они всех приезжающих к ним чужих людей принимают одинаково и ко всем, кажется, равно хорошо расположены, кроме англичан, которых ненавидят от всего сердца и души. Непомерная гордость и беспрестанное тщеславие, коих англичане никогда и ни при каком случае скрыть не умеют, из всего света сделали им явных и тайных неприятелей.

Несмотря на многие выгоды, доставленные колонии британским правительством, большая половина жителей обоего пола терпеть не могут англичан и всегда готовы им вредить, коль скоро имеют удобный случай. Смеяться насчет английской гордости они почитают большим для себя удовольствием. Я несколько раз слышал, с каким восторгом голландцы рассказывали мне, что в обществе англичан за обедом целый час ничего более не услышишь, как беспрестанное повторение: передайте сюда бутылку, передайте туда бутылку (pass the bottle), доколе, наконец, бутылки своим скорым обращением не вскружат их голов, и тогда весь стол заговорит вдруг. Один кричит: «Этот голландец очень ученый, прекрасный человек, настоящий англичанин». Другой повторяет: «У такого-то голландца дочь отменно умна и редкая красавица, словом сказать, совершенная англичанка». Иной опять говорит: «Такой-то голландский офицер защищал себя чрезвычайно храбро, как бы он был англичанин».

Надобно беспристрастно сказать, что капские колонисты имеют причину и право смеяться над англичанами и ненавидеть их. Стоит только себе вообразить, что когда небольшое, ничего не значащее голландское суднишко взято в плен англичанами и сюда придет, то во все время, доколе оно стоит здесь перед глазами жителей, английские офицеры не упускают поднимать на нем голландский флаг под английским, как будто бы такая малость может что-нибудь прибавить к трофеям их флотов. А когда в торжественные дни военные корабли, по обыкновению, украшаются флагами, то на многих из них часто поднимают голландский флаг, в знак унижения оного, под самою подлою частью корабля. Такие случаи с первого взгляда кажутся безделицами, но они язвят национальное честолюбие и не легко забываются.

Торг, как внутренний, так и внешний, производимый на мысе Доброй Надежды, весьма маловажен: поселяне на продажу в город пригоняют рогатый скот и баранов и привозят вино, хлеб, зелень и плоды; а сами покупают чай, сахар, табак, порох, свинец, железо и грубые европейские изделия для одежды, а также и разного рода посуду – вот в чем состоит весь внутренний торг колонии.

Морской ее торг немного значительнее, но также особенного внимания не заслуживает.

Колония ничего такого не производит в большом количестве, что бы нужно было и чем бы дорожили в других землях, а сама, по неимению своих фабрик, имеет надобность почти во всех произведениях европейских мануфактур и без них обойтись не может, но только в таком малом количестве относительно к общему масштабу европейской коммерции, что здешний торг совсем неприметен.

Колония, кроме небольшого количества вина и малости коровьего масла, ничего не отправляет, а платит за покупаемые вещи чистыми деньгами, кои берет за доставляемые ею войскам, военным кораблям и купеческим судам съестные припасы и вина.

Мануфактурами на мысе Доброй Надежды не занимаются; здесь нет совсем никаких фабрик; все рукоделия их состоят в кузнечной работе, в делании фур, телег и бочек и в выделывании коровьих и оленьих кож.

Овечья шерсть могла бы составить знатный вывозной торг, если бы правление обратило на оный свое внимание. Но так как сему торгу и основания не положено, то поселяне ныне, привезя свою шерсть в Капштат, часто принуждены бывают, за недостатком купцов, назад с нею ехать или продавать за самую безделицу, а потому они и не заботятся об улучшении и сбережении сего важного и весьма изобильного в здешней колонии предмета европейской торговли.

Чрезвычайное изобилие в рогатом скоте, достаточное количество соли в разных местах колонии, а особенно около залива Алго (Algoa bay){129}, и прохладные погоды, часто здесь бывающие, дают колонистам мыса Доброй Надежды все способы приготовлять солонину, коровье масло, сыр и бычьи кожи для внешней торговли. Но этого ничего нет, кроме небольшого количества масла, отправляемого в Бразилию, где по причине сильных жаров его не делают.

Сыру здешние жители совсем делать не умеют и не стараются научиться полезному сему искусству: какой же ныне у них подают сыр собственного их дела, то есть его почти невозможно.

Китовый промысел, включая в оный морских медведей и тюленей, мог бы составить знатную часть капской торговли, если бы жители принялись заниматься оным. Залив, называемый Делаго (Delagoa bay){130}, бывает наполнен в известные времена года китами; а множество островов, недалеко от мыса Доброй Надежды лежащих, по берегам усеяны морскими зверями.

Ныне здесь, в Фалс-Бай, есть небольшое заведение для китовой ловли и для промысла тюленей, принадлежащее одной купеческой компании, которая за сию привилегию ничего не платит колонии.

Правительство, желая ободрить такого рода промысел, дает право на оный на три года тому, кто только пожелает им заниматься. Промысел китов начинается в первых числах мая, а кончается в сентябре. Киты, которых промышленники бьют, называются Bone whale. Их, однако ж, мало бывает в здешнем заливе, а много заходят другого рода, именуемых горбатыми (Humbacks), но их не ловят; они ни к чему не годятся. Тюленей бьют на небольших островах, лежащих подле мыса Эгвилас{131}, по сию сторону его; и сей промысел довольно прибыточен. На острове, лежащем в Фалс-Бай и названном Тюленьим, компания также промышляет сих животных, но мало, и они не так хороши.