Питер Мейл - По следу Сезанна Страница 24

— Это же просто чудо! — Сайрес вошел в комнату, аккуратно сложил свои образцы на диванчик и восхищенно всплеснул руками. — Божественные пропорции, такое изысканное освещение и часть мебели в самом деле хороша. — Он замер, постукивая ногой по мраморному полу. — Правда, эти кирпичи мне не слишком нравятся, а про портьеры я вообще лучше промолчу. Но у комнаты, несомненно, есть возможности. Прекрасные возможности.

Андре почти не слушал Пайна. Весь его оптимизм моментально улетучился, и на смену пришло мрачное разочарование. Он не отрываясь смотрел на картину над камином, а «Женщина с дынями» в упор смотрела на него. Даже рама была той же самой. Они зря потратили время.

Клод, сложив руки на груди, стоял у двери и явно не собирался оставлять их вдвоем. Андре постарался скрыть свое огорчение.

— Чем я могу помочь? — спросил он у Сайреса.

— Не могли бы вы записывать, пока я буду работать? Большое спасибо.

Голос Пайна не выражал никаких эмоций. Наверное, он владел своими чувствами лучше, чем Андре.

— Я полагаю, — продолжал Пайн, — что главное цветовое пятно комнаты — этот великолепный Сезанн. Значит, все остальное будем подбирать именно к нему. Ткани, цвета, краски — все должно соответствовать картине. С нее и начнем. Подойдите поближе.

Захватив охапку образцов, он встал перед камином и, задрав голову, принялся пристально разглядывать картину. Время от времени он подносил к ней какой-нибудь кусок ткани, а потом диктовал Андре его номер, а тот послушно записывал его в блокнот. Та же история повторилась и с образцами красок, а потом Сайрес проделал все во второй и в третий раз, словно не в силах сразу прийти к решению. Казалось, он заворожен картиной и никак не может отойти от нее. Все это продолжалось два часа. Скучающий Клод так и стоял у них над душой, а настроение Андре ухудшалось с каждой записанной в блокнот бесполезной цифрой.

Ближе к полудню Пайн снял несколько размеров и в последний раз взглянул на картину.

— Думаю, я видел достаточно, — заявил он. — Вы все правильно записали? — Не дожидаясь ответа Андре, он подошел к Клоду, энергично потряс тому руку. — Désolé. [26], что мы заставили вас так долго ждать, уважаемый. Вы были очень любезны. Огромное вам спасибо. Merci, merci. Vive lа Frапсе!

Клод в недоумении оглянулся на Андре, тот тоже выразил ему благодарность и пошел к машине. До ворот они с Пайном ехали молча. Только когда вилла скрылась из виду, Андре свернул на обочину и затормозил.

— Сайрес, даже не знаю, что сказать! Удивляюсь, как вы смогли доиграть весь этот спектакль. — Он сокрушенно покачал головой. — Мне ужасно жаль. Вы были великолепны, и от этого мне еще хуже.

— Вы жене могли знать наперед, милый юноша. А ведь картина-то — подделка.

— Как?!

— Великолепная подделка. Я совершенно уверен. — Пайн с усмешкой наблюдал за тем, как лицо Андре расплывается в счастливой улыбке. — Ну, хватит стоять. Поехали.

— Куда?

— Нас ждет ланч, юноша. Ланч.

На свете имеется не так уж много мест более приятных для ланча, чем открытая терраса ресторана «Вуаль Д'Ор», заставленная горшками с геранью и нависающая прямо над портом Сен-Жан-Кап-Ферра. Сайрес даже мурлыкал от удовольствия, когда усаживался за столик в тени старой оливы. Андре сумел удержаться от вопросов, пока они изучали меню и заказывали бутылку розового вина, но в конце концов любопытство взяло верх.

— Как вы узнали, что это подделка?

— А? Жареные crevettes [27] — это, наверное, неплохо — как вы думаете?

— Сайрес, ну перестаньте! Как вы узнали?

— Ну, думаю, это результат того, что много лет я очень пристально вглядывался в подлинного Сезанна: за то время, что я работаю в этом бизнесе, мне несколько раз доводилось иметь дело с его картинами. Глаз постепенно привыкает. Вы были на его выставке в Филадельфии в прошлом году? Я провел там два дня и все время смотрел, смотрел. Чудесный мастер. А вот и наш кормилец!

Подошедший официант откупорил бутылку и, приговаривая что-то про румянец юной девушки, разлил по бокалам дымчато-розовое вино. Выслушав заказ, он одобрительно кивнул и поспешил на кухню.

Сайрес поднял бокал к солнцу и полюбовался, прежде чем попробовать.

— Нет на земле места лучше, чем Франция, — вздохнул он. — Так на чем я остановился?

— На Филадельфии.

— Ну да. Я просто пытался объяснить, что глаз должен присмотреться к почерку художника, к его палитре, контрастам света и теней, перспективе, приемам композиции, к его кисти, наконец, а она может быть быстрой или медленной — все это не менее характерно, чем подпись на полотне. Уверен, что и у фотографов происходит то же самое. Вы ведь, наверное, сразу отличите подлинного Аведона от имитации. — Он улыбнулся. — Или, например, настоящего Келли от подделки.

— Разные весовые категории, Сайрес.

— Да, но вы ведь понимаете, что я имею в виду. Не существует единственно правильного способа определения подделок. Тут важно все — ваш глаз, ваш опыт и ваша интуиция, потому что это надо чувствовать кишками, как иногда не слишком изящно выражаются. Разумеется, экспертиза может установить возраст холста, красок, подрамника и гвоздиков, но даже экспертиза ничего не гарантирует. На свете существует масса старых, ничем не примечательных картин. Опытный мошенник купит такую за несколько долларов, выбрав при этом подходящий период, и на старом холсте напишет свою подделку. Чем моложе оригинал, тем легче подобрать материалы того же возраста, а ведь Сезанн умер всего девяносто лет назад. — Сайрес сделал глоток вина. — И подумать только — ведь за эту фальшивку наверняка заплатили гораздо больше, чем получил за свою картину Сезанн! Как забавно устроен мир.

Явился официант с подносом и расставил на столе тарелки, приговаривая:

— Les crevettes рour monsieur, еt lе Saint-Pierre аvес lа sauсе gaspacho. Voilà. Воп appétit, messieurs [28].

Андре пришлось на время отложить дальнейшие вопросы: его собеседник все свое внимание отдал еде. Кроме них на террасе сидело еще несколько пар. Их происхождение было нетрудно угадать по выбору столиков: местные предпочитали места в тени, а истосковавшиеся по теплу северяне — на самом солнце. Внизу, в порту, было совсем тихо. Яхты и катера мирно покачивались на волнах, а их владельцы в далеких офисах зарабатывали деньги, чтобы оплатить стоянку. В июле или августе они приедут сюда, на две недели превратятся в моряков и проведут отпуск, стиснутые борт к борту, среди себе подобных. Сегодня же в порту хозяйничали только чайки.

Кусочком хлеба Андре промокнул остатки соуса, поднял голову и обнаружил, что его сосед уже заглядывается на выложенные на доске сыры.

— Я начинаю думать, что чересчур долго прожил в Америке, — пожаловался Пайн, — и там стал жертвой отвратительной пропаганды: сыр вреден для здоровья, солнце вредно для здоровья и даже думать о табаке и алкоголе вредно для здоровья! Поразительно, как это французы умудряются дожить до преклонных лет? Возможно, что-то они все-таки делают правильно.

— Вы никогда не думали поселиться здесь?

— Я бы с удовольствием, милый юноша, но вопрос, к сожалению, упирается в доллары и центы. Дом в Нью-Йорке заложен, и я все еще выплачиваю долю за него своей последней жене. Но — кто знает? — одна удачная сделка может все изменить.

— Продажа Сезанна?

— Возможно, но пока загадывать рано. Надо сначала выяснить, где находится подлинник.

— Вы сказали, что в доме висит очень хорошая копия. Это не может послужить подсказкой?

— Да, и я почти наверняка знаю, кто ее сделал. Только один человек умеет так копировать импрессионистов. Если бы я не рассматривал холст так долго и так близко, я бы ничего не заметил. Отличная работа. Но хоть я и знаю, кто автор, отыскать его будет непросто. — Сайрес поманил официанта с сырами. — В «желтых страницах» его телефон не найдешь.

— А зачем нам его искать? Вряд ли он в чем-то признается, он же мошенник.

— Вот именно, — подтвердил Сайрес, — а мошенника всегда можно подкупить. Конечно, сделать это надо будет тонко, но, я уверен, мы справимся. Подумайте сами: насколько нам известно, кроме него в это дело замешан только сам Денуайе. Но он-то точно не признается, и один раз он вам уже солгал. Бог мой, вы только посмотрите на эти сыры! Как вы считаете, могу я рискнуть и взять камамбер? По-моему, он сам меня уже выбрал.

Он указал на сыр, и официант отрезал ему кусочек — зрелый, сочный и нежно-маслянистый.

— Аvес ça, monsieur? [29]

Пайн выбрал канталь и маленький шарик chèvre [30], заказал к сыру бокал красного вина и стал с интересом наблюдать, как делает свой выбор Андре.

— А вы? — спросил он. — Вам здесь, похоже, нравится, и вы знаете язык. Разве не славно было бы работать в своей маленькой студии в Париже? Или даже в Ницце? Вам ведь не надо каждый день являться в офис.