Йорген Бич - За аравийской чадрой Страница 24

Многие фанатики-мусульмане убеждены, что создание «Дар эль-Ханан» — преступление против Корана. Но поскольку наследный принц Фейсал стоит над законом, а Камаль Нури и его жена — иностранцы: он египтянин, она из Иордании, — интриги, преследования и ненависть бессильны погубить школу.

Мы обходим школу и заглядываем в классные комнаты, где сидят ученицы в синих блузках с вышитой школьной монограммой. Они с огромным интересом слушают своих преподавательниц и совсем не замечают, что мы смотрим на них. Тишина стоит даже в тех классах, где девочки сидят одни, предоставленные самим себе, а учительница лишь изредка заходит в класс, чтобы помочь им по тому или иному предмету. В одном из классов девочкам читают лекцию. Меня поразило, что здесь применяются даже такие передовые методы преподавания, и с явным успехом. Девочки совершенно поглощены лекцией. В них словно вдруг проснулась жажда знаний, накопившаяся у многих поколений аравийских женщин, и теперь они хотят поскорее утолить ее.

В одном из классов идет урок арифметики. Метод обучения наглядный, с помощью вырезанных из дерева цифр, которые укладываются в полотняные кармашки. В другом классе несколько девочек усердно шьют на самой современной швейной машине, а их подруги работают на не менее современном ткацком станке. В соседнем классе идет урок английского языка. Некоторые девочки уже могут немного болтать по-английски. Потом они демонстрируют нам свое умение читать, а уже под занавес исполняют несколько маленьких арабских песенок. В это же время на спортивной площадке десять девочек занимаются гимнастикой.

Если бы окружающая обстановка была менее непривычной, а дети менее воспитанными, я мог бы подумать, что знакомлюсь с учебным процессом в датской школе!

Когда я смотрел на этих девочек, то в первый момент мне показалось, что у них у всех есть одна общая черта — черные, полные жизни глаза. Но, присмотревшись получше, я заметил несколько девочек с голубыми глазами. Очевидно, в какой-то мере это подтверждает предположение, что в жилах обитательниц гаремов порой течет и северная кровь.

Между тем я снова и снова задаю себе один и тот же вопрос: какая же судьба ожидает этих девочек, когда они вырастут и станут образованными и начитанными женщинами? С этим вопросом и обращаюсь к самому Камалю Нури.

— Рано или поздно в Саудовской Аравии поймут, как велика роль женщин в современном обществе, — говорит он. — Правда, пройдет еще немало времени, прежде чем в этой области произойдет подлинная революция. Однако эти девочки, которых мы учим мыслить самостоятельно, уже не позволят запереть себя в гарем. И конечно, каждая из них захочет быть единственной женой у своего будущего мужа. Саудовская Аравия еще только выходит из своей многовековой изоляций от остального мира. Многие саудийцы, которые живут за границей среди людей, не приемлющих многоженства, возможно, захотят жениться на некоторых из наших учениц, ибо образование дает им возможность достойно представлять нашу страну за границей.

Работа у нас нелегкая. Многие методы преподавания приходится внедрять чуть ли не контрабандой, и вообще, если бы не принц Фейсал, нам едва ли бы удалось добиться успеха.

Я надеюсь, — сказал в заключение Камаль Нури, — что вы напишете о том, как Саудовская Аравия борется за право называться современным цивилизованным государством. Для решения этой задачи потребуется много времени, но рано или поздно она будет решена.

Среди учениц, которые живут дома, я заметил одну очень красивую девушку лет восемнадцати-двадцати, одетую не в школьную форму, а в дорогое арабское платье. Держалась она немного застенчиво; когда я протянул ей руку, она ответила на рукопожатие, стараясь при этом не смотреть на меня. Я умышленно не обращался к ней, когда она из любопытства ходила вместе с нами по школе, потому что не хотел ее смущать. Но я спросил о ней Камаля Нури, и он ответил, что это одна из восьми принцесс, которые учатся в его школе.

Потом принцесса пила вместе с нами чай, и тут я впервые обратился к ней, спросив, нельзя ли ее сфотографировать.

Она энергично покачала головой и чуть не свалилась со стула от изумления, что я мог обратиться к ней с таким неприличным предложением. «Нет» самым категорическим образом.

Когда через некоторое время я уже собрался уходить, мне сказали, что скоро приедет ее сестра, и моя новая знакомая очень хотела бы, чтобы я познакомился и с нею. «С удовольствием», — ответил я. Через несколько минут у ворот остановился «кадиллак». Из машины вышла фигура, с головы до пят завернутая в черное покрывало, и только лицо было спрятано под чуть менее плотной чадрой.

Эта «мумия» не столь изящна, как ее сестра, — сказал я Камалю Нури и с восхищением посмотрел на абсолютно современную принцессу, которая стояла рядом со мной.

— Погодите немного, — ответил он, когда «мумия» исчезла в доме.

Не прошло и десяти минут, как дверь снова отворилась, и в комнату вошла красивая и элегантная девушка, одетая по-европейски.

— Вот вам и «мумия», — сказал Камаль Нури с широкой улыбкой.

Я страшно поразился. Казалось, эта девушка только что сошла с обложки модного парижского журнала. У нее была совершенно современная прическа, в которой чувствовалась рука весьма искусного мастера. Кожа была цвета кофе с молоком, а черные восточные глаза сверкали каким-то мистическим блеском. На ногах красовались туфельки с глубоким вырезом и на высоких модных каблучках. Но хотя моя новая знакомая одевалась по-европейски, держалась она, как и сестра, сдержанно и застенчиво.

Если мне очень хотелось сфотографировать старшую сестру, то еще больше захотелось сфотографировать младшую.

И я решил снова попытать счастье.

И снова услышал застенчивое, но категорическое «нет».

— Ну хотя бы этим крошечным фотоаппаратом?

— Нет. Нельзя даже крошечным.

— А может быть, я сниму сразу вас обеих? Тогда и ответственность будет пополам.

Какое-то мгновение они колебались, даже украдкой посмотрели друг на друга, но потом добродетель восторжествовала, и они решительно покачали головами. Нет, все равно нельзя.

Больше я настаивать не мог, чтобы не быть навязчивым. Сделав вид, что примирился с отказом, я повернулся к Камалю Нури и его жене. Тут я заметил, что обе принцессы склонили друг к другу головы, но говорили очень тихо и к тому же по-арабски, поэтому естественно, я так и не понял, о чем они совещались.

Когда моя беседа с Камалем Нури и Мофидой подошла к концу, я захотел попрощаться и с чудесными принцессами. Но когда я протянул руку старшей из сестер, она немного смущенно посмотрела на меня, потом опустила глаза и тихо сказала на очаровательной смеси из арабского и английского языков: