Ева Воляк - Архипелаг мореплавателей Страница 24

— Еще рано — посмотрим через несколько дней.

А через несколько дней у нас у всех вытянулись лица от удивления. Только несколько прутиков выпустили чахлые, слабенькие почки. Остальные позорно засохли. Но о чем теперь говорить. Нужно было просто добросовестно поработать: перекопать землю, убрать валуны и камни, систематически поливать и пропалывать посадки. Из камней, которые мы выгребли только с одних цветочных грядок, можно было бы насыпать приличную пирамиду в память о наших утраченных иллюзиях… Прошло несколько месяцев, и выросла не очень высокая, но густая живая изгородь. Позднее на небольшом пригорке за домом в окружении листьев показались тяжелые цветы бананов. Наши бананы! Одни за другими раскрывались кожистые лиловые лепестки, обнажая белые зародыши плодов. Каждый день мы с волнением наблюдали за тем, как они растут и зреют. Но мы так и не дождались плодов. В одну из ночей ураган уложил наповал все до одного растения. Уж слишком много уничтожил этот «ураган столетия», чтобы распространяться здесь о нескольких связках бананов. Но у нас навсегда осталось какое-то горькое чувство неисполнившейся надежды.

Ветер поднялся в пятницу 28 января 1966 г. Однако, поскольку все проспекты уверяют, что Самоа лежит вне зоны ураганов, мы с надеждой смотрели в будущее и даже не купили про запас картошки на несколько дней. А нам следовало бы призадуматься над поведением нашего черно-белого кота. Лацио вел себя как сумасшедший. Он душераздирающе мяукал, метался по дому, отказывался от еды и питья. В конце концов в глубокой депрессии он забился под кровать, где и пролежал три дня и три ночи.

А ветер все дул и дул… Постепенно он усилился и достиг скорости свыше 125 миль в час. Отключили электричество. Не работал телефон. Не стало хватать питьевой воды, так как водопровод был забит гравием, листвой и прочим мусором. Волны врывались на Прибрежную улицу и выбрасывали на мостовую большие камни. Жизнь в городе замерла. Витрины магазинов и парадные двери забили досками, а некоторые большие магазины открыли специальные секции по продаже спиртовок и свечей. Но вскоре и их закрыли.

В нашей квартире собрались знакомые, которые боялись оставаться в своих домах, окруженных старыми деревьями. На этот раз мы не жаловались, что над нашей крышей не простирают пурпурные ветви деревья «пламень леса» и не растут огромные, как ладонь великана, листья хлебного дерева… Нам ураган не мог принести большого ущерба. Он выбил лишь стеклянные жалюзи и кухонные двери, а потом унес куда-то железную трубу от прачечной. Пол и предметы домашнего обихода залила вода, но так как все это можно было мыть, то ураган принес нам потери скорее моральные, чем материальные.

К сожалению, этого нельзя было сказать о стране в целом. Как потом подсчитали, ураган вырвал с корнем три четверти всех хлебных деревьев, около одной пятой кокосовых пальм, почти все бананы и много деревьев какао. Если включить в этот список и такие разрушения, как сорванные крыши, рухнувшие дома, поврежденную электрическую сеть, то ущерб составит три миллиона фунтов. Последствия урагана ощущались еще долгие месяцы. Хозяйство страны не могло оправиться несколько лет. Один только экспорт бананов, продукта «большой тройки» (копра, бананы, какао), упал в 1966 г. до одной четвертой обычного уровня.

На третий день, когда ветер немного утих, мы отважились выйти на улицу. Вид был страшный. Все дороги захламлены, красивые старые деревья сломаны, телефонные столбы повалены и опутаны проводами. Самоанские фале были или придавлены упавшими деревьями, или стояли без крыш, которые разбросало по полям, как сорванные шляпки грибов. Сами дома стояли пустые с поднятыми вверх опорными столбами. Интересно, что именно эти простые, легкие конструкции оказались наиболее устойчивыми и легко восстанавливались. Крыши, после того как дыры в них были заделаны пальмовыми листьями, снова ставили на опорные столбы, и дома готовы были принять своих жильцов. Женщины еще торопливо плели занавески из листьев пандануса и приводили все в порядок после урагана, а жизнь уже текла по своему обычному руслу.

Некоторые европейские дома были полностью разрушены. Знакомых новозеландцев мы застали за спасением оставшегося у них имущества. Из листьев и веток поваленного баобаба они извлекали книги, остатки чайного сервиза, цветочные вазы…

Это случилось, когда ураган бушевал вторые сутки. Хозяйка дома сидела в гостиной и с английским спокойствием читала книгу, как будто вокруг не происходило ничего особенного. Дети лежали в кроватях и капризничали. Они никак не могли уснуть, а может быть, попросту боялись.

— Мама, дай пить!

Она неохотно встала и пошла на кухню приготовить пенящийся напиток из апельсинового порошка. Хозяйка невольно посмотрела в окно.

«Выдержит ли это баобаб…» — мелькнуло у нее в голове, и в тот же самый момент она увидела, что гигантское дерево, словно в замедленной киносъемке, начало крениться в сторону дома. Сначала медленно, потом все быстрей и быстрей. Слова застряли у нее в горле, ноги словно вросли в пол. Раздался оглушительный грохот и треск, в квартире закружился ветер с дождем, и воцарилась тишина. Но так только казалось, потому что ветер свистел и выл по-прежнему.

Дети?! Но с ними ничего не случилось. Они лежали онемевшие от ужаса в целехоньких кроватках. На том месте, где сидела она минуту назад, лежал толстенный ствол дерева, а его листья смешались с порванными страницами книги.

По следам Роберта Льюиса Стивенсона

Серьезный ущерб нанес ураган резиденции президента. Она расположена высоко над городом, на склоне горы Ваэа, и считается одним из ценнейших памятников самоанской истории. Построил ее в 1890 г. для себя и жены-американки Роберт Льюис Стивенсон, когда, страдая от туберкулеза, приехал на Самоа. Здесь он сумел продлить свою жизнь почти на пять лет, и эти годы были прожиты им очень интенсивно. Стивенсон писал, принимал участие в бурных политических событиях, строил и перестраивал свою Ваилиму. Подобно Гогену, жившему на Таити, он привязался к вновь приобретенной отчизне. Все, что происходило на Самоа, касалось его лично. Проблемы соседей из самоанской деревни стали и его проблемами, их несчастья — его несчастьями, а их радости — его радостями. Ваилима была в то время одной из последних деревень у дороги, пересекающей остров с севера на юг. Она располагалась так высоко, что отсюда открывался вид на залив. Ночная прохлада, плывущая по вечерам с горы Ваэа, приносила облегчение после жаркого тропического дня. Кроме того, от нее близко, меньше часа езды на лошади, до Апиа.