Михаил Айзенберг - Ошибки в путеводителе Страница 27

К счастью, читали мы не вместе, а, как я уже говорил, парами. Гатиной пары не досталось: Юля Идлис должна была прилететь на день позже остальных, но сделалась метель и она оказалась в Нижневартовске, просидела там два дня и отправилась обратно в Москву.

Тут-то мы и поняли, где очутились. Таймыр. Тундра. Буран. Железной дороги нет. Даже на оленях утром ранним не получится – занесет. По существу – остров, и психология у местных тоже островная. «Может, завтра утихнет, а может, еще дней десять», – говорили они и смотрели на нас с улыбками, немного плотоядными. А еще говорили: «Север кого полюбит, так не отпустит».

Да, они нас полюбили. Всех, не только Месяца (тот, разумеется, вне конкуренции). Все происходило в большом, человек на сто двадцать, и очень пристойном зале городской библиотеки. В первый день был аншлаг, потом чуть меньше, не намного. Публика обычная, в основном женская. Все три дня продержалось школьное литобъединение под руководством хлопотливой женщины с дипломом Литературного института.

В соседнем городке Талнах даже средний возраст слушателей был меньше двадцати. Те, что совсем дети, немножко хихикали, но очень тихо, деликатно и очень хорошо реагировали на Сваровского: у него много стихотворений про роботов и всякую фантастику. Библиотека там еще роскошней, а девушки-библиотекарши совершенно чудесны. На подготовленном стенде я обнаружил одиннадцать своих публикаций, и не только из «Знамени». Спросил, сколько вообще журналов выписывает библиотека. Двести с чем-то. Сколько-сколько? В нашей районной штук двенадцать, и число каждый год сокращается.

Вообще выступать приходилось по два раза в день: кроме собственно чтений – круглый стол и местное телевидение вместе (час двадцать в прямом эфире) и порознь. Для меня это раза в четыре больше, чем следует. Я немного устал, но, разумеется, не жалею. Впечатления мои очень свежи – как строганина из рыбы муксун или нежнейшая, чуть присоленная рыба сагудай в норильском ресторане «No name».

Боровск (2007)

В Боровске я был ровно двадцать пять лет назад, и тогда он мне очень понравился. Сейчас меньше. Город совсем маленький, живописный, но на сегодняшний день несколько депрессивный. Одна гостиница на десять комнат, из них три заняты персоналом. Персонал стоит поперек всех путей и рассказывает сам себе, как он много работает. Висят те же объявления: «соблюдайте», «уважайте», но теперь все они начинаются с «Огромная просьба:…». Выглядит это как «Огромная просьба: слава КПСС!» или что-то в этом роде.

На первом этаже – маленький ресторанчик, там официантка как из «Апшу», но остальное иначе: вкусно и дешево. Поужинали вчетвером на 1200 р. с водкой и десертом (восемь с чем-то евро на каждого).

На боковом фасаде гостиницы роспись «Чаепитие»: чаевничает купеческая семья. Тут же стихи поэтессы Э. Частиковой:

Пляшут в чашечках ложки, напиток шафранен и ал,И о чем-то прозрачно звенит по фарфору металл.Пьет шатен и брюнет, рыжий пьет, альбинос и блондин.Ах, какой аромат! Ах, какой для сосудов рутин!

Таких росписей со стихами множество по всему городу (авторы те же). Есть среди них и загадочные. Например, изображен на двери голый мальчик, при нем стихи:

Будущее – голый мальчик,Держит ключик в кулачке.А земля летит, как мячик,Вертит ключиком в замке.

Еще более загадочна одна из городских скульптур. Это явно бывший Ленин с характерно отставленной рукой, но сейчас он весь облеплен свежим гипсом, все черты смазаны и бесформенны. Мы решили, что город решил установить памятник Голему.

Польша (2007)

Маленький поэтический фестиваль проходил в польском городке Кутно. Городок замечателен тем, что здесь родился Шолом Аш (есть даже улица его имени) и якобы останавливался Наполеон. Еще меня заинтересовали шестиконечные звезды, кое-где намалеванные на стенах, но выяснилось, что они адресованы не евреям вообще, а какой-то конкретной футбольной команде. Польской, разумеется.

Сам фестиваль произвел на меня немного странное впечатление мероприятия «для галочки». На открытии вручали премии лауреатам чего-то, но было всего человек двадцать, включая лауреатов. Мое выступление было утром (!) следующего дня, и я предполагал читать в одиночестве, но ошибся: пришло человек за тридцать. Молодые польские поэты хвалили меня за то, что я пою свои стихи. Уверяю вас: я ничего не пел.

Но молодые поэты недаром удивлялись моему чтению: сами они читают спокойно и деловито, как доклад. Я не преувеличиваю. В начале заседания выступал человек, похожий на хорька. И я не сразу понял, что это не один из стихотворцев, а критик, произносящий вступительное слово. Никакой разницы не ощущалось.

Заплатили какие-то небольшие деньги, которых хватило на два с половиной дня в Кракове и даже немного осталось. Краков замечательный и удивительно хорошо сохранился. После третьего раздела Польши он отошел к Австрии, и это очень чувствуется, по крайней мере по стилю кафе. В музее Чарторижских «Дама с горностаем» Леонардо и гениальный пейзаж Рембрандта «Пейзаж с милосердным самаритянином» – широкой кистью, с сияющим пробелом. На музейном плакате я принял его за Тернера.

На средневековой рыночной площади торгуют до сих пор. В замке Вавель на горе поразительный внутренний двор: два ряда арок, а над ними тонкие сдвоенные колонны держат на консолях деревянный потолок. Чистое ренессансное пространство, на редкость благородное. Измаянные жарой туристы входят в этот аркадный двор и останавливаются как вкопанные, инстинктивно выпрямляясь. Так точно и мгновенно действует выпрямляющий ренессансный масштаб: выправляет осанку и увеличивает твой рост раза в полтора.

Для пространственных впечатлений как будто нет специальных терминов, и они проходят мимо сознания. Но я уверен, что чувствует пространство каждый.

Совсем другого рода, но тоже очень сильное впечатление производит Казимеж. Это район Кракова, который когда-то был отдельным городом, а потом там селились в основном краковские евреи. Есть два еврейских кладбища, Старое и Новое. Все синагоги стали теперь музеями, но на Старом кладбище выкопана свежая яма, кого-то готовятся хоронить.

И вдруг весь этот район показался мне разрытой могильной ямой. Стало трудно дышать, и как будто поднялась температура. Не знаю, как люди живут в таких местах.

Кронштадт – Петербург (2007)

По дороге в Кронштадт один за другим получили, наконец, зримый облик знаменитые топонимы: Сестрорецк, река Сестра, Разлив, Репино. А там и сам залив и небезызвестная дамба.

В Кронштадте мы были впервые. Город может показаться пустоватым, скучноватым, но мы были просто очарованы его тихой опрятностью и какой-то очень правильной протяженностью. Долгие складские и казарменные здания среди желтых и красных деревьев. И во всем, даже в самом воздухе города мерещится морская выучка, дисциплина. А какой там собор – серо-лазоревый, могучий, «византийский».