Фритьоф Нансен - «Фрам» в полярном море Страница 27

Лодок на судне было восемь, в том числе две очень большие, имевшие в длину 8,8 м и в ширину 2,1 м. Они предназначались на тот случай, если бы судно, несмотря на все меры предосторожности, потерпело крушение. Мы намеревались в таком случае продолжать дрейф во льдах, использовав лодки в качестве жилья. Они были достаточно велики, чтобы вместить весь экипаж и провиант на многие месяцы. Кроме того, имелись четыре меньшие лодки такой формы, какие обычно употребляют китобои, очень прочной и легкой постройки, две из дуба и две из вяза. Седьмая была маленьким плоскодонным судном, восьмая – небольшим моторным катером с керосиновым двигателем, который, однако, оказался малопрактичным и принес нам много хлопот.

Так как ниже мне не раз придется говорить о различных предметах нашего снаряжения, здесь я упомяну только о некоторых, наиболее важных.

Особое внимание было обращено, конечно, на провиант, так как именно в нем кроется наибольшая опасность цинги и других болезней. Все физиологические проблемы, связанные с питанием, мы тщательно обсудили с профессором Торупом, который и словом и делом неутомимо помогал нам разобраться в этих важных для нас вопросах. В результате был установлен руководящий принцип: такие способы консервирования мяса и рыбы, как засол, копчение или неполное вяление (высушивание), весьма ненадежны и должны быть отвергнуты как не достигающие цели; при заготовке провианта для длительной экспедиции необходимо учитывать предохранение пищевых средств от порчи и при этом отдавать решительное предпочтение тщательному и полному высушиванию или стерилизации с помощью высокой температуры. Кроме того, я заботился не только о том, чтобы пища была возможно более питательной и свежей, но вместе с тем по возможности разнообразной.

Мы взяли с собой разного рода мясные и рыбные консервы,[66] сушеную рыбу, картофель в консервах и сушеный, всякого рода консервированные и сушеные овощи и фрукты, большое количество варенья и мармелада, подслащенное и неподслащенное сгущенное молоко, стерилизованное сливочное масло, прессованные бульоны разного рода в кубиках и много-много других вещей. Хлеб взят был главным образом норвежский – корабельные ржаные и пшеничные сухари, а также английские корабельные галеты. Кроме того, у нас был большой запас муки для выпечки свежего хлеба. Все продукты питания, прежде чем погрузить их на судно, подвергались химическому анализу.[67] Особенное внимание обращалось на тщательность упаковки. Даже хлеб, сухие овощи и тому подобное запаивались в жестяные коробки, чтобы предохранить их от сырости.

Из напитков мы употребляли за завтраком и ужином шоколад, кофе и чай, иногда также молоко, за обедом пили лимонный сок с сахаром или с сиропом, а в первые полгода путешествия – и пиво. Кроме небольшого количества пива и нескольких бутылей мальц-экстракта, ничего спиртного экспедиция с собой не брала.[68] Зато табак как для курения, так и для жевания имелся в изобилии.

Большое значение для такой экспедиции, как наша, имела хорошая библиотека. Благодаря издателям и друзьям нашим на родине и за границей мы оказались хорошо обеспеченными и в этом отношении.

Существенной частью снаряжения были, разумеется, инструменты и приборы для научных наблюдений. На них тоже было обращено особое внимание. Кроме приборов, оставшихся у меня от Гренландской экспедиции, удалось приобрести много новых, мы не жалели средств, лишь бы приобрести самое лучшее и в полном комплекте.

Для метеорологических наблюдений, кроме обыкновенных термометров, барометров, анероидов, психрометров, гигрометров, анемометров и т. п., были взяты также самопишущие приборы, как-то: самопишущий анероидный барометр (барограф) и два самопишущих термометра (термографы). Для астрономических определений у нас был большой универсальный теодолит – для пользования во время дрейфа, два теодолита меньших размеров – для санных поездок, а также несколько секстантов различной величины. Далее, взято было четыре судовых хронометра и разные карманные хронометры. Для магнитных наблюдений мы имели полный набор – для определения склонения, наклонения и напряжения (как горизонтальной его составляющей, так и полного напряжения). Из других приборов следует упомянуть спектроскоп, предназначенный главным образом для наблюдения за полярным сиянием, электроскоп для определения атмосферного электричества, фотографические аппараты, которых у нас было семь больших и столько же малых, и фотограмметрический прибор для картографических работ.

Нансен в полярном снаряжении, в эскимосской одежде – анораке

Особенно важным я считал прибор для наблюдения за качаниями маятника со всеми приспособлениями, предполагая, что эти наблюдения можно будет произвести в высоких широтах. Для этого нужна была, однако, земля. А так как никакой земли мы не нашли, то этот прибор не получил широкого применения.

Для гидрологических исследований был взят полный набор: приборы для взятия проб воды, глубоководные термометры и т. д. Для определения солености воды, кроме обыкновенных ареометров, мы имели также специально построенный стипендиатом Торно электрический аппарат. Для собирания животных и растений имелись, конечно, драги, невода и т. д.

В общем наше научное снаряжение было весьма удовлетворительным, и этим я существенным образом обязан многим ученым, которые добровольно мне помогали. Пользуюсь случаем, чтобы выразить свою особую благодарность профессору Мону, который не только принял на себя заботу о метеорологических инструментах, но помогал мне словом и делом также во многих других отношениях; профессору Хельмюйдену, который наблюдал за астрономическим снаряжением; доктору Неймайеру из Гамбурга, приславшему мне магнитные приборы, а также профессору Отто Петтерсону из Стокгольма и стипендиату Торно из Христиании, которые оба помогли мне при выборе гидрологического снаряжения, и профессору Шетцу по физическим приборам. Не менее важными были физиологически-медицинские приготовления, которые принял на себя профессор Торуп. Своими фотографическими аппаратами экспедиция обязана главным образом Дикку.

Представлялось чрезвычайно важным иметь в распоряжении экспедиции хороших ездовых собак. Ввиду этого я обратился в Петербург к известному исследователю Сибири Толлю за советом: как нам достать подходящих собак из Сибири.[69] Толль с величайшей предупредительностью ответил, что надеется сам устроить для меня это дело, так как скоро собирается отправиться во вторую свою научную экспедицию в Сибирь и на Новосибирские острова. Он предложил выслать собак в Хабарово, в Югорский Шар. В январе 1893 г., проездом через Тюмень, ему удалось с помощью английского купца Вардроппера поручить тамошнему жителю Александру Ивановичу Тронтхейму закупку тридцати остяцких собак и доставку их в Югорский Шар.[70] Но Толль не остановился на этом. Когда Николай Кельх изъявил желание принять на себя расходы, Толль позаботился купить еще двадцать шесть восточносибирских собак, которые как ездовые считаются лучше западносибирских (остяцких). Норвежец Иохан Торьерсен взялся доставить этих собак к устью реки Оленек, куда мы должны были зайти согласно уговору.