Г Метельский - По кромке двух океанов Страница 27

Но пока авиаторам не до туристов, надо обслужить тех, кто осваивает Север, не гостей, а хозяев. Из окна видно, как спокойно проплывает по небу вертолет с пачкой длинных труб под брюхом.

— Да, вот это корабль! Работать одно удовольствие. Машина! И о людях подумали. У прежних машин если на улице минус сорок, то в кабине — тридцать пять, а тут теплынь, обзор что надо, автопилот…

К командиру то и дело заходят летчики, механики, и Пестерев знакомит меня с ними. Выделить кого-либо командир не решается, все работают в труднейших условиях, многие имеют все допуски («Когда к больному по санзаданию летим — можно и сто на тысячу… Непонятно? Ну, значит, видимость тысяча метров, высота облачности — сто, это почти вслепую»): самостоятельный подбор площадки, ночные полеты…

Да, без допуска к ночным полетам здесь летчику зимой и делать нечего. Три месяца длится полярная ночь, а к северу и того дольше. Летают от Подкаменной Тунгуски до Карского моря, до его островов.

— Строили линию электропередач, опоры по трассе развозили — от Норильска до Снежногорска. где Хантайская ГЭС, самая северная в мире. Экспедиции обслуживаем, — продолжает Пестерев, — Таймырскую геофизическую, комплексную геологоразведочную, НИИ Крайнего Севера…

Наконец появляется экипаж, с которым я полечу. Командир вертолета Рудольф Иванович Ельцов, второй пилот Валерий Викторович Шакуров, бортмеханик Виктор Фомич Бесталанных.

— Кто там с нами? Готова машина…

Машина, впрочем, готова еще не полностью, в ее распахнутый зев укладывают картонные ящики с болгарскими консервами для магазина в Мессояхе. Молодая женщина, должно быть продавщица, стоит поодаль, смотрит, как работают грузчики, потом усаживается на ящики, рядом с другими, не нашими пилотами; мы их «подбрасываем» до Алыкеля, где наш вертолет будет заправляться.

Начинает вращаться винт вверху, долго кружится вхолостую, вяло, потом гул резко нарастает, превращается в пронзительный визг, все чаще по кабине проносится тень от лопастей, вертолет начинает покачиваться, дрожать, и мы медленно отрываемся от земли. Спокойная до этого вода Норилки кипит от поднятого винтом ветра, но вот уже не видно этой ряби, а лишь изогнутая лента реки с голыми островами, строгие прямоугольники каменных кварталов Норильска, заводы, озеро с купоросного цвета водой.

А вот и тоненькая змейка газопровода — две нитки, неразлучные, как рельсы железнодорожной колеи. В отличие от других сооружений подобного рода они не запрятаны в землю, а проложены над ней, лежат на опорах, опять же для того, чтобы не потревожить коварную вечную мерзлоту. И только в местах перехода через реки — через Енисей, Норилку, Большую и Малую Хету (их очень много, этих рек) трубы уложены по дну. Тут все уникально. Нигде в мире не прокладывали газовые трубы так далеко за Полярным кругом, в таких сложнейших природных условиях, при таких низких температурах и таких жестоких ветрах…

Я был здесь, когда газопровод только начинали строить, летом 1968 года, а сейчас газ из скважин идет по этим стальным рукавам к котлам норильских заводов. Вертолет, на котором я лечу, тоже участвовал в стройке — возил трубы, сваи, опоры, регеля, кислород, сменял вахты полярной ночью и полярным днем, в пятидесятиградусные морозы и в тридцатиградусную жару.

И еще одно воспоминание. Дудинка. Экспедиция Всесоюзного научно-исследовательского нефтяного геологоразведочного института. Сидим на базе в ожидании погоды, чтобы улететь в район озера Тонского. Времени свободного много, идти некуда, и начинаются бесконечные разговоры. На стене висит карта Красноярского края, по которой скользит конец карандаша в руке научного руководителя экспедиции Николая Григорьевича Чочиа. Рассказ идет о таймырском газе.

…В 1934 году геолог Николай Александрович Гедройц шел по тундре в низовьях Енисея, Он остановился лагерем на берегу озера, развел костер и вскипятил в котелке воду на чай. Вода оказалась соленой. Тут он вспомнил, что некоторые озера и реки в этом краю долганы называют Солеными. Гедройц задумался: что бы это могло значить?

Наступила зима, и геолог пролетел на самолете над одним из таких озер. Сверху он увидел странную картину: молодой лед был исчерчен светлыми полосами, протянувшимися на километры. Гедройц предположил, что это не что иное, как следы газовых струек, поднимающихся со дна озера. Предположение подтвердилось. Больше того, анализ показал, что газ не был обычным для болот метаном, а состоял из более тяжелых углеводородов. Нечто похожее случилось и на Большом Хетском озере около Дудинки. Однажды рыбаки прорубили лунку во льду, и оттуда, шипя, вырвался поток газа. Его подожгли, и он долго горел жарким пламенем.

Открытие настолько заинтересовало Гедройца, что он срочно поехал в Москву на прием к наркому тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе. Как раз к этому времени Советский Союз закупил за границей двадцать пять довольно мощных по тем временам буровых станков. Бурение началось в районе Малой Хеты, там, где Гедройц заметил светлые полосы на льду озера. Было затрачено много усилий, было немало неудач, но предположение геолога все же подтвердилось: скважина дала газ. Это был первый газ Сибири. Ударил и нефтяной фонтан, но не здесь, а в восточной части Таймыра, у Нордвика. Однако промышленных месторождений газа на Енисейском Севере в ту пору обнаружить не удалось.

Минули годы, изменились времена, накопился опыт. Геологи снова вернулись в места, впервые указанные Гедройцем, и снова подтвердили: да, здесь может быть газ. В тундру вышли тракторные поезда Таймырской геофизической экспедиции, начали работать на подготовленных структурах буровые бригады.

В ночь на 18 января 1966 года к ровному гулу станка вдруг добавился посторонний шум, похожий на бульканье кипящей воды. Пласт начал «работать». Вскоре, однако, все стихло, и руководитель испытания геолог Алексей Федорович Черкашин объявил отбой. А ночью загромыхало! Из скважины вырвался фонтан свистящей, замерзающей на лету воды. Быстро обледенела вышка. Вместе с водой в небо летели песок и газ, сдавленный до тридцати атмосфер. Положение стало очень опасным.

С огромным трудом, поминутно рискуя жизнью, люди поставили арматуру, чтобы усмирить вырвавшийся из повиновения фонтан. Газ по трубам отвели в сторону от буровой и подожгли. Язык горящего пламени вытянулся на сорок метров. Растаяли вокруг накаленные морозом снега. Дрожал от страшного гула воздух. Люди объяснялись жестами. Желтое зарево горящего газа смешивалось с мгновенно меняющимися красками ночного неба, охваченного полярным сиянием. Газеты писали: «Вспыхнул первый газовый фонтан Таймыра».