Иоганн Висс - Новый швейцарский Робинзон Страница 28

С каким восторгом, с какими ласками они встретили нас! Жена кротко упрекнула меня за долгое отсутствие. Фриц рассказал наше приключение с черепахой. Мать содрогалась от опасности, которой мы подвергались, и все удивлялись ловкости Фрица, сумевшего попасть именно в шею, которая, во время сна животного, выставляется из-под черепа.

Двое из детей отправились к Соколиному Гнезду за вьючными животными, которых привели запряженными в сани. На последние были положены матрацы и черепаха, весившая пудов двадцать. Мы едва подняли ее соединенными силами. Остальной груз был перенесен на берег, на такое расстояние, чтоб его не могло захватить море, а плоты наши были прикреплены при помощи кусков свинца, врытых в землю. По дороге к Соколиному Гнезду дети засыпали нас вопросами. Особенно любопытство их возбуждал упомянутый Фрицем ящик с драгоценностями. Жак просил дать ему часы, маленький Франсуа — мешок с деньгами.

— Не посеять ли их хочешь? — спросил я, смеясь.

— Нет, папа, — ответил он, — я сберегу их к ярмарке, когда приедут купцы; тогда я куплю пряников…

Это намерение сильно насмешило нас.

По прибытии к Соколиному Гнезду, я тотчас занялся тем, что снял с черепахи ее череп. Мясо я разрезал на куски, прося жену изжарить их к обеду.

— Дай мне только срезать висящие по сторонам зеленоватые клочья, сказала она.

— Нет, дружочек, — возразил я, — это черепаший жир, самая вкусная часть животного.

— Папаша, — попросил Жак, — дай мне череп.

И другие дети стали просить череп. Я заметил им, что череп по праву принадлежит Фрицу.

Но, желая знать, на что употреблял бы череп каждый из детей, если б череп был отдан ему, я сперва спросил об этом Жака.

Он объявил, что приготовил бы из него хорошенький ботик для прогулок по ручью.

Эрнест, более всего помышлявший о своей безопасности, предполагал сделать из него щит для защиты от дикарей.

Маленький Франсуа мечтал о постройке хорошенькой избушки, на которую он положил бы череп в виде крыши.

Фриц еще не высказывал своего намерения.

— А ты, Фриц, — спросил я: — на что употребишь ты череп?

— Я, папа, — ответил он: — сделаю из него водоем и поставлю его около ручья, чтобы мама могла всегда черпать из него свежую воду.

— Хорошо, — воскликнул я: — это намерение общеполезное, и его следует исполнить, как только у нас будет глина.

— Глина! — вскричал Жак, — я сложил большую кучу глины под корнями соседнего дерева.

— Тем лучше, — сказал я, — но где же нашел ты ее?

— Он принес ее с холма, — поспешила ответить жена: — и при этом выпачкался до того, что я должна была перемыть все его платье.

— Я не виноват, мама, — возразил ветреник. — Там было так скользко, что я упал. Это-то и указало мне глину.

— А слушая тебя сегодня утром, я подумала, что ты нашел глину не случайно, а нарочно отыскивал ее.

— Когда водоем будет устроен, — сказал Эрнест тоном ученого, — я положу в него растения, которые я нашел сегодня и которые кажутся мне видом редьки. Растение это скорее кустарник, чем травянистое. Я не решился отведать его корней, хотя наша свинья ела их с удовольствием.

— Ты поступил благоразумно, сын мой. Снова повторяю вам, что пища, годная некоторым животным, может быть вредна человеку. Покажи мне эти корни и расскажи, где ты нашел их.

— Бродя по окрестности, я увидел нашу свинью, которая рыла землю около одного куста; я подошел и увидел, что она жрет толстые корни этого куста. Я отнял их и сейчас принесу показать тебе.

Внимательно осмотрев корни, я сказал: — Если я не ошибаюсь, то ты сделал драгоценное открытие, которое, вместе с находкой картофеля, может навсегда избавить нас от голода. Мне кажется, корни эти — корни маниока, из которых в Восточной Индии приготовляют хлеб, называемый кассавою. Но для употребления корней в пищу они должны быть подвергнуты особой обработке, которая устранила бы из них содержимый ими ядовитый сок.

Эта беседа не мешала нам продолжать переносить привезенные запасы.

Я отправился с детьми во второй поход, чтобы до наступления ночи перевезти вторую часть груза. Мать осталась дома, в сообществе Франсуа, который не пренебрегал ролью поваренка, доставлявшей ему всегда какое-нибудь лакомство. Расставаясь с ними, я объявил, что в награду за наши труды мы рассчитываем на царский ужин, изготовленный из черепашьего мяса.

По дороге Фриц спросил меня, не принадлежит ли пойманная нами черепаха к тому ценному виду, череп которого служит для гребенок, табакерок и других изделий, и не будет ли жаль употребить череп нашей добычи на водоем.

Я ответил Фрицу, что черепаха, о которой он говорит, составляет другой вид, называемый каретой черепитчатой, и что мясо ее не годно в пищу. При этом я сообщил Фрицу все, что знал о способе, которым отделяют верхний пласт черепа, прозрачный и отлично полируемый.

Прибыв к плоту, мы нагрузили сани множеством предметов, — между прочим, ручной мельницей, которая, по открытии нами маниока, казалась мне чрезвычайно полезной.

По нашему возвращении к Соколиному Гнезду, жена с улыбкой подошла ко мне.

— Ты вынес два дня самой тяжелой работы. Чтобы подкрепить твои силы, я предложу тебе напиток, который ты никак не ожидаешь найти здесь. Пойдем к этому благодетельному источнику.

Я пошел за женой и у основания невысокой смоковницы увидел бочонок, наполовину врытый в землю и прикрытый густыми ветвями.

— Бочонок этот я изловила на берегу моря, — сказала жена. — Эрнест думает, что это канарское вино; желаю, чтоб он говорил правду.

Я проделал в бочонке дыру, вставил в нее соломинку и убедился, что Эрнест не ошибся. По телу моему разлилась приятная теплота.

Когда я стал благодарить жену, меня окружили дети, прося дать им отведать этого нектара. Я передал им соломинку, но они стали пить вино с такой жадностью, что я вынужден был прекратить эту забаву и побранить детей, из боязни, чтобы они не опьянели.

Выслушав выговор, они в смущении удалились. Чтобы избавить их от этого чувства, я предложил им помочь мне поднять на дерево, при помощи блока, привезенные с корабля матрацы.

По окончании этого труда жена пригласила нас ужинать. Черепаха Фрица, хорошо приготовленная, вызвала общие похвалы.

— Какая она некрасивая, — говорил Франсуа, растянувшись на своем матраце и потирая глаза, — а какая хорошая! — Правда, Жак?

Но Жак уже спал; наши матрацы произвели свое действие.

XII. Третья поездка на корабль. Пингвины

Беспокоясь о судьбе наших двух плотов, прикрепленных у берега довольно непрочно, я поднялся до рассвета, чтобы пойти осмотреть их. Вся семья покоилась в глубоком сне. Я тихо спустился с дерева. При виде меня проснувшиеся уже собаки стали прыгать около и ласкаться, как бы понимая, что я отправляюсь из дома. Петух и куры весело хлопали крыльями и слетели с насестей. Овцы и коза уже ели свежую траву. Я поднял лениво лежавшего осла и, к великому его неудовольствию, запряг его одного в сани, не желая утомлять еще недоенную корову. В сопровождении двух собак я отправился на прибрежье.