Владимир Санин - Точка возврата Страница 28

Чтобы отвлечься от тягостных мыслей, я мечтаю о том, что весной мы снова пойдем в «прыгающую» экспедицию и на сей раз попадем на точку 34. У Ильи Романова и Валерия Лукина, с которыми мы обычно летаем, есть карта акватории Северного Ледовитого океана, усеянная точками; каждая точка – это наша будущая посадка на дрейфующий лед, а точка 34 – географический Северный полюс. Побывать там мне нужно непременно: во-первых, потому, что нынче каждый уважающий себя полярный летчик должен на полюсе отметиться и смазать «земную ось», и, во-вторых, потому, что вымпел с автографами всех участников посадки я обещал кружку «Юный полярник», заводилой в котором мой Васька. Но если серьезно, то экспедицию эту мы любим за ее почетность и уникальную отдачу: ведь на каждой точке, а их сотни, гидрологи замеряют глубины, берут батометрами пробы воды, и это – на всей акватории океана! Раньше такую работу делали только на дрейфующих станциях – по линии дрейфа, для нас же доступны все районы. Данные «прыгающих» экспедиций для ученых бесценны (еще бы, весь океан как на ладони!), только уж очень острое ощущение – каждая такая посадка, сколько ни «прыгаем» с точки на точку, а сердце всякий раз отстукивает барабанную дробь; выдержит лед или не выдержит? А предстоящая экспедиция тем более интересна, что одновременно будем искать льдину для новой дрейфующей станции. Для нее Матвеич мечтает найти ледяной остров вроде тех, на которых дрейфуют последние СП, но шансов на такую удачу мало, за последние годы мы ни одного подходящего айсберга не видели.

А в «кают-компании», как окрестил Белухин наше жилище, разгорелся спор – из тех, что возникают от избытка свободного времени. Началось с того, что Солдатов, который все разговоры упорно сводил к еде, размечтался об украинском борще с мясом, да с таким красноречием, что у всех потекли слюнки; доведя себя до исступления, он с горя напился воды и потребовал на расправу спрятанный в сундуке шоколад, Анна Григорьевна молча показала фигу, а Зозуля предложил по-рыцарски разделить шоколад между женщинами, чтобы он не стал «яблоком раздора»; затем, уяснив, что не все присутствующие знакомы с древнегреческими мифами, тут же привел сокращенную версию троянской войны. Захар обиделся, что им заговаривают зубы, весьма грубо отозвался о Елене Прекрасной («с жиру бесилась, там-там-там!») и поддержал предложение Солдатова. Тут и началась дискуссия. Я и Игорь были на стороне Зозули, Солдатов нам решительно возражал – «не потому, что мне жалко какой-то паршивой полплитки, а из принципа». Принцип же заключался в том, что «по статистике баба и так живет дольше, нечего ее перекармливать».

Разговор продолжался так:

БЕЛУХИН. Правильно, Слава, соображение мудрое. Баба живет дольше потому, что в ней всего две составные части: жир да ревность.

АННА ГРИГОРЬЕВНА. Тебя, что ли, ревнуют, старый черт? Постыдился бы при людях.

БЕЛУХИН. А кого же, если не меня? Это борода у меня сивая, а на самом деле я – о-го-го!

АННА ГРИГОРЬЕВНА. Старый! Не «о-го-го» ты, а «о-хо-хо»!

ЗОЗУЛЯ. Если серьезно, то нервная система женщины совершеннее, она легче переносит стрессы и лучше приспосабливается к тяжелым условиям.

КИСЛОВ. Бабе голову ломать не надо, за нее мужик думает. Тоже сказал – лучше приспосабливаются!

ЗОЗУЛЯ. Я имею в виду…

КИСЛОВ. Не знаю, что ты имеешь в виду, а вот в Антарктиде правильно делают, что баб не берут, без них куда спокойнее.

Я. А кто в Мирном орал: «К чертовой матери мужской континент, не нужны мне ваши суточные, к жене хочу!»?

КИСЛОВ. Мало ли чего я орал…

БЕЛУХИН. Нет уж, паря, без ихней сестры Арктику обжить не смогли, и Антарктиду не обживем. Попомни мои слова, будет половина Антарктиды в юбках ходить, никуда от них не денемся. Ведьма – она за тобой и на метле прилетит.

АННА ГРИГОРЬЕВНА. Послушать моего – герой! А как в Антарктиду звали, бородой замотал: «Без жены не поеду». ЛИЗА. Они, тетя Аня, без нас шерстью обрастают и лаять начинают.

КИСЛОВ. На дрейфующих станциях вашей сестры нет, а лают только собаки.

ЗОЗУЛЯ. Сдавайтесь, Захар! Древние римляне считали землю завоеванной лишь тогда, когда бывший легионер начинал вспахивать ее плугом. А пахарь без жены далеко не уйдет. Так и полярника нужно кормить, лечить и учить его детей. Побывав на многих станциях и в арктических поселках, я пришел к выводу, что наилучший микроклимат там, где мужчин и женщин примерно поровну.

ИГОРЬ. Если только они командуют в семьях, а не на работе. У нас на станции…

КИСЛОВ. Завел, как испорченная пластинка! Был ты на этой станции без году неделя.

ИГОРЬ. Между прочим, три месяца. КИСЛОВ. Ветеран! Обстрелянный и облаянный.

СОЛДАТОВ. Погоди, Захар, нецелованный правду сказал, поставь их командовать – такого натворят! В одном нашем таксопарке директор женщина, так совсем осатанела, водителей на трассу без белых рубашек не выпускает.

НЕВСКАЯ. Действительно, чудовищный произвол.

ЛИЗА. Каждый день шею мыть приходится, да? БЕЛУХИН. Не обижайтесь, девоньки, вы и в самом деле нашему брату необходимы, но как беретесь за мужицкое дело, получается сплошной конфуз. Помнишь рыженькую Катерину, Анюта?

АННА ГРИГОРЬЕВНА. Еще бы не помнить, вертелся вокруг нее, как юла.

БЕЛУХИН. А я увижу рыжую – хватай меня и веревками вяжи! Но я не о том. Прислали ее к нам на станцию после техникума, все науки выучила, книжек привезла два чемодана – гидролог по специальности, а по внешности – задира курносая, вроде нашей Елизаветы. И вот приходит ее очередь ночью идти на футшток, домик такой на льду, а в нем, в лунке, прибор для измерения колебаний уровня моря. Расчистила Катерина от шуги лунку, заменила в мореографе ленту и тут слышит за дверью: фу-фу. «Ребята, – кричит, – так нас во время практики пугали, делать вам нечего!» И тут дверь треснула, и медвежья лапа всовывается. Катерина выхватила из валенка наган, сажает в дверь пулю за пулей и орет. Медведь давным-давно убежал, а она пуляет и орет. Дежурный прибежал, насилу ее успокоил, а она: «Одна больше не пойду!» И с той поры на футшток ходила только под охраной сменщика. Тот недосыпал, но ходил – что поделаешь, если девка боится. Другое дело – Анюта, она у меня храбрая, никого у своей плиты не боялась.

АННА ГРИГОРЬЕВНА. Не слушайте брехуна. Глеб с Катериной ходил потому, что ревновал, поженились они потом. А кто у нас был лучшим радистом? Мария Воронова. И Надя Шевчук других метеорологов учила уму-разуму. Всю главную работу на станции бабы делали, мужики только носы задирали и охотой баловались.