Иржи Ганзелка - Там, за рекою, — Аргентина Страница 28

В конце сентября Саэнс-Пенью захлестнул поток саранчи. В конце дня в чешскую школу, где мы жили, зашел Ярослав Вирт, сорокапятилетний чакреро, проживший в Пампе Флориде более тридцати лет. Он был хмур и невесел.

— У меня сожрали двадцать гектаров, — произнес он, не поздоровавшись, и тяжело опустился на железную кровать, так что она под ним застонала.

До сих пор мы не видели его таким: он всегда бывал оптимистически настроен, шутил и с непреклонной решимостью готов был драться за свою судьбу.

— Я приехал в кооператив за семенами и завтра начну пахать. — Он поднял на нас глаза, и нам показалось, что он пытается улыбнуться.

Положение на остальных чакрах северо-западнее Саэнс-Пеньи было ничуть не лучше. Десять, двадцать, тридцать гектаров — в зависимости от того, куда занесло прожорливую тучу. Колонисты разъезжались из кооператива с мешками новых семян и с надеждой, что второй посев будет более удачным.

В июле и августе, когда обычно хлопкоробы дают себе несколько дней отдыха от изнурительной работы в течение всего года, их снова можно было видеть на полях с запряженными в плуг двумя мулами или лошадьми, изредка с трактором, потому что agricol, как называют в Чако солярку, стоит на черном рынке ровно песо за литр, хотя официальная цена его 40 сентаво. Тучи легкой пыли поднимаются за плугом, пахаря за ним часто не видно. Затем наступает терпеливое ожидание дождя. На каждой чакре вы найдете примитивный дождемер, сделанный из старой жестянки. Все выжидают до тех пор, пока осадки не достигнут 40 миллиметров. Это сигнал для начала сева. Хлопчатник — удивительно выносливое растение, больше всего он нуждается во влаге в период начального роста, но как только у него появилось шесть листиков, оно не погибнет от засухи, если даже в течение пяти-шести месяцев не выпадет ни капли дождя.

Сеют хлопок с начала сентября по декабрь. Иногда два, три раза подряд, если саранча пожирает посевы. Обычно через сорок пять дней после посева хлопчатник начинает цвести. Перед этим его прореживают, потом несколько раз окучивают и пропахивают. Окучивать нужно все время, до самого созревания, и чем чаще это делать, тем выше будет урожай. В январе среди кустиков можно увидеть первых сборщиков с малетами. В них уже исчезают первые коробочки, а на соседнем кустике хлопчатник еще только цветет. Лопающиеся коробочки собирают непрерывно на протяжении всего аргентинского лета и осени, с января по июль.

— И сколько хлопка ежедневно собирает такой сборщик? — спросили мы Ярку Вирта.

— Это зависит от навыка, — засмеялся он. — Новичок соберет килограммов сорок. Опытный сборщик втрое больше. Рекордный сбор достиг у нас здесь ста шестидесяти четырех килограммов.

— Саранча управляется быстрее, да?

— Если бы только саранча, — горько вздохнул Вирт и, помолчав, заговорил: — Это один из семи вредителей, каждый из которых стоит друг друга. Когда хлопчатник отцветает, на него нападает червь. Мы называем его «lagarta rosada», розовая ящерица. Он проникает в коробочку и пожирает все семена. Хлопок загнивает. Против этой дряни нет никаких средств. Есть еще гусеница picudo. Эта уничтожает цветы. Потом идет isoca — травяная гусеница. Однако вместо травы она с удовольствием жрет именно хлопчатник. Четвертый наш «благодетель» — красный паучок. После его нападения хлопок затягивается тонкой паутиной и вскоре засыхает. Но куда более опасный враг — лиственная гусеница — oruga de hoja, которая за день может уничтожить целых пять гектаров хлопчатника. Однажды на одном лишь кусте мы насчитали их более двухсот. К счастью, с нею можно бороться, но для этого нужны время и деньги. Килограмм парижской зелени стоит от пяти до шести песо, а хватает его только на гектар.

Кроме того, у нас здесь водятся муравьи, которым хлопок тоже пришелся по вкусу; они принимаются за него с корней.

— Так саранча, собственно, не является…

— Является, — перебивает нас Вирт. — Это самая мерзкая тварь, какую только можно себе представить. И мы до сих пор перед ней безоружны. Правда, у нас начали заводить спасательную службу, даже и геликоптеры есть, но это не очень-то помогает. Года два назад у моего соседа саранча уничтожила шестьдесят гектаров хлопчатника так быстро, что он не успел даже оседлать коня, чтобы сообщить о манге на станцию. Они сожрали и листья и кору. На поле остались только голые стебли.

В такой момент трудно удержаться, чтобы не похвастаться, что манту, если хотите, мы тоже видели. Двести квадратных километров, и направлялась она прямо в Сальту…

— Я знаю, это было в середине июля, после уборки урожая, — ничуть не удивившись, спокойно продолжал Вирт. — Гораздо хуже, если это случается между октябрем и январем, когда хлопчатник отцвел, а сеять вторично уже поздно. В это время саранча переселяется к югу — на пшеницу и апельсиновые сады. Одна самка саранчи — мы называем ее langosta — откладывает от девяноста до ста двадцати яичек величиной примерно с рисовое зерно. Колония яичек похожа на колос пшеницы, свернутый спиралью. Через восемнадцать дней саранча вылупливается. Я знаю случай, когда небольшой мороз ударил весьма кстати: поля как раз кишели этой гадостью. Мы радовались, думая, что мороз нас спас, но в полдень вся эта лавина снова двинулась в путь. В это время у саранчи еще нет крыльев, поэтому бороться с нею легче. Мы ставим против них изгороди вот из таких листов жести, — сказал Вирт и обернулся к гальпону, где были сложены кучи жестяных прямоугольников шириною в полметра и длиною около полутора метров. — Из них устраиваются сплошные барьеры, иногда до пятидесяти километров длиной. В такие дни весь край поднят на ноги. Рядом с загородками выкапываются ямы, саранча падает в них, после чего ее поджигают или засыпают землей. Однажды сюда дошел слух, что в Бразилии, где саранча появлялась ежегодно, какой-то пройдоха построил мыловаренный завод и варил из саранчи мыло. И, дескать, прилично жил. Но об этом после, а сейчас я доскажу. Самый страшный погром мы пережили здесь в двадцать третьем году. Тогда под этой мерзостью исчезло все. Их были миллионы. Мы копали ямы день и ночь; работали все, кто мог держать лопату в руках, даже дети. Ямы эти имели три метра в ширину, добрых четыре метра в длину и без малого два метра в глубину. В них мог стоя уместиться человек. И за два часа они были полны! Двадцать четыре кубометра саранчи за два часа! Колонисты, которые видели это впервые, чуть не посходили с ума и стали возвращаться в Европу. И это случилось в тот год, когда за хлопок платили дороже всего.

— А можно спугнуть саранчу, когда она опустилась на хлопчатник?

— Иногда это помогает. В поле выпускается все живое: лошади, собаки, скот. Саранча поднимается и садится на поле соседа. Однажды произошел такой случай: все было ничего, как вдруг откуда ни возьмись на мой хлопчатник села саранча. Стали мы ее сгонять, но кусты были так ею облеплены, что пришлось отказаться от всех попыток. Случилось это поздно вечером. Целую ночь никто из нас не спал, каждый про себя думал, что придется потуже затянуть пояс. Утром встаем, саранча улетела, а хлопчатник не тронут…