Ева Воляк - Архипелаг мореплавателей Страница 28

— Раньше применяли наказания еще более изощренные и жестокие, конечно, по отношению к самым закоренелым преступникам, — рассказывал нам один знакомый матаи, который работал в министерстве народного образования и был настоящим кладезем курьезов из истории Самоа. — Одно из самых утонченных состояло в том, что приговоренного со связанными руками и ногами бросали в хлев к свиньям, где до самой смерти бедняга боролся с ними за отбросы и питье.

Не менее жестокими были и другие приговоры. Так, преступника заставляли жевать корень и стебель теве. Это растение с исключительно отвратительным вкусом и запахом вызывало страшные опухоли на губах, языке и пищеводе, приводившие обычно к смертельному исходу. Применялся и другой легальный способ умерщвления. Осужденного привязывали веревками из кокосового волокна к стволу пальмы, плотно обматывали его, как катушку нитками, и оставляли так без пищи на солнце и дожде, пока не наступала смерть.

Смертная казнь сейчас редко применяется на Самоа, и, разумеется, только по приговору государственного суда. Единственное преступление, за которое здесь платятся головой, — это убийство. А самоанцы при всей своей безмятежности и мягкости характера очень вспыльчивы, особенно в тех случаях, когда затрагивают их личное достоинство.

— Фиа оле! (Хочу жить!) — только и успеет крикнуть несчастная жертва номер один, и жертва номер два уже идет в тюрьму на пожизненное заключение или на эшафот. Причем вторая падает жертвой собственной гордости, так как случаи убийства с целью грабежа или удовлетворения каких-либо других материальных потребностей на Самоа до сих пор не встречались.

«Укоренившееся в каждом самоанце убеждение, что его личное достоинство дожно быть сохранено любой ценой, можно прекрасно проиллюстрировать на примере Фаасее, единственного человека, повешенного за убийство во время моей работы на Западном Самоа, — пишет в своих воспоминаниях Чарльз Марсак, на протяжении четырнадцати лет исполнявший обязанности президента Верховного суда в Апиа. — Осужденных за убийство в то время было много, но во всех случаях смертный приговор был заменен генерал-губернатором Новой Зеландии на пожизненное заключение. Однако этого не произошло в случае с Фаасее. Так как не оказалось специалиста, который мог бы повесить осужденного, пригласили двух экспертов из Новой Зеландии. Исполнение приговора было намечено провести в тюрьме Ваимеа в присутствии двух самоанских судей. На следующий день после экзекуции старший из них представил мне полный отчет: „Все было очень хорошо организовано, и прибывшие из Новой Зеландии эксперты зарекомендовали себя блестяще. Они вовсе не были жестокими. Перед исполнением приговора я спросил осужденного, не хочет ли он что-нибудь сказать, с чем-то обратиться к самоанцам. Осужденный ответил:

— То, что я умираю, — справедливо. Я убил человека, и, хоть он и простил меня перед смертью, было бы несправедливо, чтобы я жил, когда он умер. Кроме того, судья сказал, что меня повесят и это должно быть исполнено. Я очень счастлив, что церемония так торжественна. Мужчины из Новой Зеландии совсем не жестокие, и они относятся ко мне с уважением. Жаль, что не все люди смогут присутствовать на церемонии. Скажи самоанскому народу, что мне не на что жаловаться. Немногие могут умереть так достойно.

И Фаасее ушел в свое последнее путешествие на запад, с молитвой на устах“…»

Однако это страшно развитое чувство собственного достоинства и национальной гордости ведет к некоторому эгоцентризму, сосредоточению на собственных проблемах.

— Что о нас подумают люди во всем мире?! — сетовали самоанцы на протяжении нескольких лет, когда комиссар Новой Зеландии обратился по местному радио к матаи с просьбой помочь ему в борьбе с эпидемией мелких краж в городе.

— В Америке и в Европе, всюду, где есть радио, люди будут думать, что в Апиа живут одни воры! — негодовали самоанцы, убежденные, что все события, происходящие на Самоа, находятся всегда в центре внимания мира.

Эти нехорошие люди из Ваиала

Рассказы о воровстве, вероятно, сильно преувеличены. С нами произошло только два и то скорее забавных случая такого рода. Первый был результатом нашей личной неприязни к… джину. Была у нас довольно старая бутылка «Гордона», которая долгое время эффектно стояла на подносе, предназначенная для гостей. Стояла себе и стояла, но содержимое ее очень медленно убывало. Так уж сложилось, что наши друзья предпочитали фруктовые соки, а не крепкие напитки. Однажды мы устроили вечеринку. Среди приглашенных было несколько поклонников сухого мартини на американский манер: стакан джина, слегка разбавленный сухим вермутом. Муж готовил напитки. И тут мы сразу обнаружили — что-то не в порядке. Едва любители мартини поднесли стаканы ко рту, как на их лицах изобразилось удивление и скрытое отвращение. Эту вечеринку нельзя было отнести к успешным. Тут же после ухода гостей мы, охваченные одним и тем же предчувствием, бросились к бутылке. Сколько мы ни нюхали ее содержимое, нам так и не удалось обнаружить ни малейшего присутствия алкоголя. Я налила немного жидкости на ладонь и осторожно лизнула. По вкусу она еще меньше напоминала джин. В бутылке была чистейшая, а скорее, протухшая вода.

Следствие не дало никаких результатов. Было малоправдоподобно, чтобы кто-нибудь чужой зашел к нам во время нашего отсутствия на рюмку джина или чтобы Солинуу, наша домработница, фанатичная адвентистка, воспылала грешной страстью к алкоголю. Зато ее муж… Муж — это совсем другое дело. Прежде всего он считал, что имеет статус европейца благодаря своему деду-американцу, а религиозные заповеди хороши для самоанской девушки, но к людям его происхождения неприменимы. И кроме того… у него была слабость к благородным напиткам.

Второй случай произошел в нашем доме, в деревне Ваиала. Деревня пользовалась дурной репутацией. Она была расположена слишком близко от порта, и несколько местных девушек выступали в танцевальном ансамбле в заведении Эгги Грей, что ставило под сомнение доброе имя всех жителей деревни. Когда за восемь месяцев до нашего отъезда из Самоа мы решили переселиться в деревню из прославленных «каморок Бонни», знакомые заподозрили нас в том, что мы помешались от тропического солнца.

— В этом нет никакого смысла. Столько хлопот с переездом, и добро бы вы хоть меняли свое жилье на что-то лучшее. Тот дом настоящая развалина!

Действительно, дом годился только на слом. В нем не жили уже несколько месяцев, и, наверное, поэтому нам разрешили поселиться здесь на такое короткое время. Дом был невероятно запущен. Огромные куски краски отстали от стен, гирлянды паутины с кусочками трухи свисали с потолка, а под окнами лежали груды хлама, накопленного предыдущими жильцами. Там можно было найти несколько дюжин бутылок, разбитые обеденные сервизы, два коровьих черепа и один собачий, воловьи кости, детские соски, кукольные глаза, заржавленный французский ключ с мальтийским крестом… да чего там только не было!