Владимир Врубель - Всем штормам назло Страница 29

Чем больше Юлия Егоровна узнавала своего мужа, тем больше росло её уважение к нему. У неё не было столь богатого жизненного опыта, зато она получила очень хорошее домашнее образование и общалась в кругу интеллигентных людей, к которым относились и её родители. Заочное знакомство с будущим мужем у неё состоялось, когда Юлия прочитала маленькую книжечку в двух частях — «Впечатления моряка», написанную лейтенантом Завойко в форме писем к брату о путешествиях в 1834, 1835 и 1836 годах. Такая манера написания книг была распространена в то время. Эта книжечка и послужила поводом для их знакомства. Юлия видела пробелы в воспитании и образовании мужа и, в меру своих сил, деликатно, чтобы не задеть его самолюбие, старалась помочь ему избавиться от них. Мучительный путь в Охотск занял несколько месяцев.

Велика Россия-матушка! Не везде на свете найдутся такие медвежьи углы, где служили, да и сейчас служат российские моряки. Среди этих забытых Богом и людьми захолустий Охотск занимал почётное место. Он был основан там, где впадают в Охотское море реки Охта и Кухтуй. Верстах в пятидесяти от него начинались горы, покрытые хвойными лесами, тальником, тополем, берёзой, ольхой. Реки вскрываются ото льда в мае, но в июне устье ещё забито льдинами. В октябре навигация прекращается. Вода в реках солоноватая, а в колодцах, где собиралась дождевая, — просто отвратительная на вкус. Более или менее пригодную для питья воду привозили в бочках из родника, находившегося за четыре версты от города.

Охотск встретил молодых нестерпимым запахом от гниющей морской капусты, поскольку низменные окрестности обнажались во время отлива, и от ям, в которых кисла рыба для кормления ездовых собак. Для квашения рыбы в земле рыли ямы глубиной в 2 аршина и около квадратного аршина в основании (1 аршин = 0,71 м). Яму до половины заполняли свежей рыбой, потом землёй и дерном. Над ямой втыкали шест, чтобы найти её зимой. В таком хранилище рыба не гнила, а кисла, бродила, становилась мучнистой, рассыпчатой и нестерпимо зловонной. Собаки её охотно ели, а рыбьи головы, или, как их называли, «кислая головка», были любимым лакомством местных жителей. В городе нигде не было ни кустика. Над портом и окрестностями постоянно висел туман. Хуже места нельзя было найти.

Список погибших на его рейде судов оставлял грустное впечатление. В городе обитали около пятисот мужчин, внушительную часть которых составляли отбывающие наказание преступники, и порядка трёхсот женщин с детьми и без оных. Следует отметить, что многие представительницы прекрасного пола также прибыли туда не по своей воле, а по приговору суда. Как и положено любому порту, в нём были церковь, кабаки, гостиный двор, верфь с мастерскими, обывательские дома, портовая канцелярия, казармы и прочее. Защищала всё это достояние Российской империи от неизвестного врага батарея из семи старых пушек.

Жизнь в Охотске замирала рано, а зимой, похоже, и не пробуждалась. Впрочем, если называть жизнью беспробудное пьянство, которому предавалось большинство обывателей. Судя по распространённости сифилиса, нравственность также оставляла желать лучшего. По вечерам на улицу никто не выходил без крепкой палки — там бродили десятки обезумевших от голода собак в напрасной надежде найти что-нибудь съестное. Их привязанные во дворе собратья, такие же голодные, оглашали округу жутким воем.

Надо отдать должное баронессе: она отнеслась к месту, в котором предстояло провести не один год, со стоическим спокойствием.

Командир порта подчинялся Морскому министерству, а начальник фактории — главному правлению Российско-американской компании. Формально они были независимы друг от друга, а фактически… Фактически обоим требовалось быть дипломатами — жизнь постоянно сталкивала их друг с другом. И, прежде всего, дипломатами предстояло стать жёнам обоих начальников. Ведь известно, что и Троянская война началась из-за женщины.

Юлия Врангель была наделена дипломатическим даром. Во многом благодаря её гостеприимному дому между двумя «ведомствами» наладились добрососедские отношения.

То, что место расположения порта крайне неудачное, было ясно всем и давно. Но, увы, если по каждой мелочи требовалось получить разрешение из Петербурга, то уж о переносе порта в другое место и говорить нечего. Переписка по сему вопросу длилась почти столетие. Ознакомившись с ней, Завойко понял, что можно бесполезно писать бумаги и ещё сто лет — ничего не изменится. На свой страх и риск он организовал экспедицию для поиска более подходящего порта.

С семейной точки зрения момент был не самый удачный: в семье Завойко родился первый ребёнок — сын, которого назвали в честь деда Егором. И всё же Юлия поддержала мужа. Так уж повелось в семьях моряков, что интересы службы всегда занимали первое место.

Командировка была непростой: из Аяна, предполагавшегося в качестве порта вместо Охотска, предстояло найти дорогу, пригодную для доставки грузов из Иркутска. О том, что довелось испытать в этом походе маленькому отряду Завойко, можно написать отдельную книгу, но главное, что все вернулись живыми, разведав путь.

Прошло несколько лет. У Юлии Егоровны родился второй сын, которого назвали Степаном. А через год пришло наконец долгожданное разрешение правления компании перевести факторию в Аян. Муж получил при этом повышение по службе и звание капитана 2‑го ранга.

С двумя детьми его жена направилась на паруснике к новому месту службы мужа. Бытовые условия и климат в Аяне были несколько лучше, но только по сравнению с Охотском. Залив замерзал в середине ноября, а вскрывался ото льда в самом конце мая. Лето короткое, сырое, с холодными туманами. Начинали с голого места. Самим вместе с матросами и служащими фактории приходилось заниматься строительством домов. Своими руками было сделано всё, включая рамы, двери, мебель в доме. Сами рыли глину и выжигали кирпичи. На судах Российско-американской компании доставили только изделия из железа и стёкла. В окрестностях Аяна без ружья гулять не рекомендовалось: медведи иногда забредали в посёлок. Но ещё опаснее были двуногие. Население состояло в основном из ссыльных или каторжных.

Семья Завойко за годы пребывания в Аяне увеличилась ещё на трёх человек: родились дочери, которых назвали Прасковья, Мария, Екатерина. Помимо своих детей супруги воспитывали оставшегося сиротой сына врача Криницкого. Врач пропал без вести, а его жену убили ссыльные. Потом, когда мальчик подрос, Завойко через знакомых в Петербурге и Кронштадте устроил его в Штурманское училище.

Василий Степанович делился с женой всеми замыслами. Его давно привлекали Амур и земли, расположенные южнее. Завойко мечтал о незамерзающей гавани к югу от Амура, но он знал о строжайшем запрещении проникновения в эти территории из-за опасения правительства столкновения с Китаем, поэтому свои замыслы никому не раскрывал, кроме Юлии.