Игорь Фесуненко - Бразилия и бразильцы Страница 3

Эти цифры достаточно ярко характеризуют глубину пропасти, разделившей кариок на тех, кто живет в дворцах из стекла и бетона, и тех, кто строит дворцы из песка.

…Бели в самом Рио на каждые 440 человек приходится по одному врачу, то в одном из его пригородов, Казимиро-де-Абреу, на двадцать тысяч жителей нет даже одного санитара. Об этом сообщил социолог Мурилло Мело Фильо в серии репортажей о проблемах Бразилии, опубликованных в 1969 году, именно тогда, когда на Копакабане на улице Санта-Клара была торжественно открыта оснащенная импортированным из США оборудованием клиника для домашних животных, имеющая даже машины скорой помощи. Через год там же, на Копакабане, появилась ветеринарная лаборатория клинических анализов, в которой кариоки «класса А» могли исследовать количество гемоглобина в крови своих болонок. Это событие произошло в 1970 году, в то самое время, когда в рабочем пригороде Рио Нова-Игуасу безработный Одилон Белем дос Сантос из-за отсутствия средств был вынужден выкупать из муниципального госпиталя свою жену с только что родившимся ребенком… кровью. Своей собственной и еще девяти друзей, которых он привел в госпиталь в качестве доноров.

Когда спугнутые поднимающимся над заливом Гуанабара солнцем Копакабаны завсегдатаи ночных кабаков расползаются по домам, а грузчики, ткачи, докеры, каменщики и землекопы Зоны Норте спешат на работу, повиснув на подножках электричек, начинается очередной цикл ежедневного автомобильного водоворота, бурлящего на улицах города. Зарождается он на окраинах, а спустя часа два перемещается в центр. Зажатые между горячими стенами двадцатиэтажных зданий центральные улицы и переулки города заполнятся машинами, загудят сиренами, окурятся дымом одинокие чахлые пальмы, чудом уцелевшие в лавине бетона, стекла и асфальта.

Уличное движение в Рио тоже фигурирует в списке «превосходных степеней» этого города. Оно, вне всякого сомнения, самое хаотическое и шумное, если не во всем мире, то в Латинской Америке наверняка. В каком еще городе нашей планеты могло произойти такое необычное трагическое происшествие, как с торговцем Клаудио Сави? Возвращаясь как-то с ярмарки на собственной автомашине, он врезался в стену дома и был тяжело ранен. Спустя несколько минут машина «скорой помощи», увозившая пострадавшего в госпиталь, в свою очередь столкнулась с грузовиком, и этот «дубль» окончательно добил беднягу Сави. А гибель чиновника Леопольдино Сендае?! Он был задавлен лихим ковбоем асфальта у самых дверей церкви, которую только что покинул, отслужив заупокойную мессу в память о друге своем, который ровно тридцать дней назад… тоже был задавлен машиной.

С раннего утра до полудня центр города жадно всасывает в себя нескончаемые потоки машин. А потом вдруг застывает, охваченный судорогой, захлебнувшийся в гигантской автомобильной пробке, которая рассосется лишь под вечер, когда единый порыв «домой!» подтолкнет всех автоводителей в сторону от центра, опустошит переполненные автостоянки и очистит для пешеходов тротуары, весь день загроможденные раскаленными, надежно запертыми «фольксами», «опалами» и «аэровиллисами».

Но к чему теперь пешеходам эти тротуары? Пешеходам нечего делать в центре Рио после шести вечера, когда запираются двери банков и контор, и тем более после семи, когда гаснут витрины универмагов и галантерейных лавок. Если не считать шумных кварталов «Синеландии», где расположились десятки кинотеатров, баров и увеселительных заведений, центр города по вечерам тих, как пантеон. Едва ли не единственными его обитателями в эти часы остаются скульптуры и памятники, обильно украшающие улицы и площади.

Самый первый памятник появился в Рио-де-Жанейро в 1862 году на площади Тирадентес. Он был сооружен на средства, собранные по подписке среди сотен тысяч бразильцев, и увековечил исторический момент провозглашения независимости этой страны от португальской короны: на роющем землю лихом скакуне, гордо взмахнув рукой, восклицает «Независимость или смерть!» первый бразильский император. Звали его Дон Педро де Алкантара Франсиско Антонио Жоао Карлос Шавьер де Пауло Мигель Рафаэль Жоакин Жозе Гонзага Паскоал Сиприано Серафим де Браганса и Бурбон. В историю же он вошел под более кратким и удобопроизносимым именем «Дон Педро Примейро», что в переводе на русский означает «Петр Первый».

Но самым величественным, самым впечатляющим из рио-де-жанейрских памятников является, на мой взгляд, монумент, воздвигнутый в 1960 году в память о бразильских воинах, погибших в годы второй мировой войны. Его авторы — Элио Рибас Мариньо и Маркос Кондер Нетто.

…Когда осенью 1944 года в штабах немецко-фашистских войск в Италии пронесся слух о том, что вскоре союзные войска получат подкрепление из Бразилии, этому никто не поверил. Один из генералов заявил даже: «Скорее змея научится раскуривать трубку, чем бразильцы приедут воевать в Европу». Нацист оказался плохим пророком: туманным утром 16 сентября 1944 года его солдаты, засевшие в сырых окопах близ итальянского местечка Камайоре, увидели идущую в атаку цепь неприятеля в незнакомой форме. На них шли негры, метисы, мулаты, и у каждого на левом рукаве гимнастерки светлела странная эмблема: на желтом фоне изогнувшаяся кольцом зеленая змея раскуривала трубку.

Будем объективны: вклад Бразилии в разгром фашизма был весьма скромен. И жертвы ее в минувшей войне сравнительно невелики: две тысячи человек. Но каждая капля крови бразильских солдат, пролитая на полях сражений, священна. Ибо каждый, кто погиб в борьбе за свободу и счастье человечества, имеет право на вечную память и вечную славу.

Две тысячи бразильцев погибло во второй мировой войне. Если вспомнить о двадцати миллионах погибших советских людей, то это не так уж много, не правда ли? Но разве бразильская мать, потерявшая сына, думает об этих цифрах? Горечь и боль утраты не становятся меньше при мысли о том, что тысячи и миллионы разделили судьбу ее сына. И приходит она, седая, к величественному монументу, где покоится его прах. Монумент воздвигнут на одном из самых красивых проспектов города, на берегу залива Гуанабара в 1960 году. На трехметровой высоте на бетонных столбах лежит громадная тридцатиметровая платформа. На правом ее краю — скульптурная группа: моряк, летчик, стрелок. Чуть левее — строгая композиция из темного металла. На левом краю платформы — два тонких пилона, устремленные ввысь, как руки, взметнувшиеся к небу. Между ними плита, на которой выбита надпись: «Бразилия — своему Неизвестному солдату». Под платформой в левом крыле — музей истории второй мировой войны, в правом — вход в подземный Мавзолей, у которого в почетном карауле застыл солдат. Здесь всегда прохладно и тихо… Мягкий свет обливает 468 надгробных плит. На каждой — имя погибшего. Впрочем, на двух первых надгробиях имена пока отсутствуют: эти плиты закрывают пустые могилы, ожидающие еще не разысканные останки двух солдат. На тринадцати следующих одинаковая надпись: «Здесь покоится герой Бразильского экспедиционного корпуса. Его имя известно лишь богу». На остальных надгробиях — имена солдат, сержантов, офицеров, павших в боях с фашизмом.