Карин Мюллер - Мутные воды Меконга Страница 3

Два часа спустя мы все еще шли по козьей тропе, а вокруг так и не появилось никаких признаков человеческого жилья. В лунном свете был виден только контур его массивных плеч — и больше ничего. Здравый смысл говорил мне, что я идиотка. Но не успела я собраться с духом и улизнуть во тьму, как мы перевалили через хребет и врезались лоб в лоб в коренастую тетушку с широкой, приземистой, как пень, фигурой. Она заголосила, раскинула руки и схватила моего спутника-верзилу — да как закружит его вокруг себя! Описав полный круг, она поставила его на землю. Это была его мама.

В течение последующих двух недель, в течение которых я научилась месить десятифунтовые шматы теста и собирать дикую голубику на склонах гор, его семья стала для меня гораздо важнее всех памятников и туристических завлекалок от Италии до Англии, половину из которых я сразу же забыла.

Тогда я поняла: страна — это люди, ее населяющие. Чтобы увидеть страну, я должна выучить их язык и пожить так, как они.

И вот, закончив колледж, я записалась в Корпус мира.

Мне был уже двадцать один год, и я была готова — по крайней мере, так мне казалось. С восторженными глазами и идеалистическими представлениями, льющими через край, я закатала рукава и отправилась улучшать мир. Я взялась за общину филиппинцев, подключив к работе свою взрывную энергию, берущую начало в убеждении, что я-то наверняка знаю, как всех осчастливить. Моя деревня должна была стать образцом для всего Филиппинского архипелага, да что там — для всего мира! Я поселилась с филиппинской беднотой и немедленно начала планировать: «Вон те участки рядом с пальмами обнести заборами под огороды; рядом с деревенской площадью построить школу и привязать наконец этих свиней, пока они не начали выискивать, чем бы поживиться в уборных…»

Если правда, что на ошибках люди учатся, то за те два долгих года я обрела мудрость древних. Сухопутные крабы сожрали верхушки моей помидорной рассады. Мои колодцы пересохли. Мой рисовый кооператив разросся до невиданных размеров и потерпел столь же невиданный крах. Мои моллюски утонули. Я сделала ставку совсем не на тех людей, слепо не замечая настоящих лидеров. Я впала в депрессию и вышла из нее лишь тогда, когда ко мне в гости приехала мама.

Мы поехали навестить еще одного добровольца — девушку, которая жила высоко в горах, в поселке маленького племени. За вечер до отъезда мы обе съели несвежую рыбу, и наутро мама явно не горела желанием лезть вместе со мной на крышу автобуса.

— Что, если я захочу в туалет? — спросила она.

— Я постучу по крыше, водитель остановится и подождет тебя, — успокоила я ее.

Через час мы неслись по просторам свежепосаженных рисовых полей. Из-под бурой грязи пробивались трехдюймовые ростки. С завидной невозмутимостью мама заметила, что вокруг — ни одного деревца, покуда хватает глаз, и вообще ничего, за чем можно было бы спрятаться. Я предложила попросить старушку, чтобы та пошла вместе с ней и расправила свои юбки, загородив маму от дорожных вуайеристов. Глядя на их удаляющиеся спины, я вдруг поняла, что мама перестала быть специалистом по экзотике. В какой-то момент случилось так, что мы оказались на равных в путешествии по жизни.

В конце концов мама села на самолет и улетела домой, я вернулась в свою деревню с новыми силами, готовая вернуться к работе и уверенная в том, что нужно лишь больше стараться — и успех непременно придет. Жители деревни отреагировали на мои начинания, подобно эластичной резинке: поначалу поддались, но постепенно стали сопротивляться все больше и больше, пока наконец мои усилия не стали причиной моего же краха, — и все стало в точности так, как и было раньше. Зато эти люди помогли мне встать на путь принципиально нового знания о себе, с новой системой взглядов, где нет абсолютных истин и понятий о том, что хорошо и что плохо, есть лишь разные способы существования.

Когда пришла моя очередь садиться в самолет и лететь домой, я без тени сомнения знала одно: не хочу больше быть винтиком в машине, насаждающей цивилизацию. Мне хотелось чего-то… иного. И я надела колготки и стала консультантом по менеджменту.

Моя зарплата выросла на четыре тысячи процентов. Я забыла два довольно редких восточных языка, выученных в совершенстве: теперь они не представляли никакой практической ценности. Завела корпоративный счет и записалась в фитнес-клуб, где за плату, эквивалентную моей зарплате в Корпусе мира, мне разрешили сесть на псевдовелосипед и крутить педали до бесконечности, колеся в никуда.

Через два года я пришла к доктору с жалобой на необъяснимую боль в пальцах и выяснила, что если продолжу работать по прежнему графику, просиживая за компьютером все свое время, то лишусь обеих рук. Я заработала хронический кистевой туннельный синдром и артрит сгибающей мышцы.

На операции ушло больше года, после чего я засомневалась в том, куда ведет беговая дорожка корпоративного мира с его непомерными зарплатами, никчемно потраченными жизнями и неизбежными червоточинами.

Но если не это, то что? Я вступила на карьерную лестницу, но не хотела продолжать идти по ней такой ценой. Более того, хотя моя зарплата за последние годы взлетела до небес, уровень жизни остался прежним, и моих накоплений хватило бы, чтобы несколько лет вести привычный старый образ жизни «а-ля Корпус мира».

С другой стороны, я была в том возрасте, когда надо было строить карьеру, делать первые взносы в пенсионный фонд, платить по кредитам: это был тот путь, для которого меня вырастили. Но я также была воспитана на маминых рассказах, и они были как заклятие, от которого никак не освободиться. К ее воспоминаниям добавились мои собственные, и теперь уже не Африка была миром моих грез, а Азия. Земля радужных бумажных драконов и монахов в оранжевых одеяниях, изумрудных рисовых полей и грязно-бурых буйволов. Я могла бы вернуться…

Почти все мои близкие были другого мнения. Папа наблюдал за моими беспорядочными карьерными скачками с недоумением, как и полагается человеку, получившему традиционное швейцарское воспитание. Так же как и мои друзья, сплошь в очередях на повышение и все больше занятые радостями летних свадеб и счастливых поисков подходящей недвижимости. И даже моя собака, которой всего-то и нужны были для счастья я, фрисби и спокойный денек. И наконец, я сама. Я уже познала вкус хорошей жизни. Если я сейчас все пущу по ветру, то может случиться и так, что по-прежнему уже не будет никогда.

Однако мне исполнилось двадцать девять, и у меня не было ни мужа, ни детей, ни выплат по кредиту. Если не сейчас, то когда?

Когда решение было принято, над выбором места я раздумывать не стала. Глубоко в самом сердце Юго-Восточной Азии была страна столь же таинственная, сколь и незабываемая — загадка, совсем недавно ставшая открытой для американцев. Вьетнам.