Василий Пасецкий - В погоне за тайной века Страница 3

— Сейчас будут, — сказал лакей.

Когда, покидая кабинет, слуга открыл дверь, на лестнице никого не было.

Офицер невольно стал разглядывать французские вина лучших марок, и у него засосало под ложечкой. Но он ни к чему не притронется, пока не вручит депешу губернатору.

Кабинет снова осветился улыбкой чиновника.

— Губернатор, как только отужинает, примет вас. Чтобы ожидание не было столь утомительным, его превосходительство просит вас отведать здешних яств. Прошу вас к столу… Не беспокойтесь, теперь губернатор не заставит долго ждать. Сегодня ночью и преступник, и его бумаги будут в наших руках.

Чиновник наполнил бокалы.

— За здоровье государя императора! — провозгласил он.

Офицер не мог отказаться от такого тоста, решив, что ограничится одним бокалом, но прекрасное французское вино чудодейственно снимало усталость, накопившуюся за многие сутки курьерской езды… Да и чиновник оказался человеком, отлично понимавшим, в какую пропасть хотели увлечь Россию заговорщики. Чувствовалось, что не губернатор, а его собеседник в действительности управляет губернией. Офицер не сомневался, что с его помощью важное поручение будет выполнено блестяще.

Его мечты были прерваны голосом чиновника:

— Губернатор ждет вас.

Курьер открыл глаза и удивился. На улице сияло солнце.

Губернатор встретил петербургского посланца любезно. Пробежав депешу, он с недоумением взглянул на чиновника.

— Необходимые распоряжения сделаны, — заметил молодой человек, забыв на этот раз просиять добродушной улыбкой. — Мной приглашен титулярный советник Дойбан. Я надеюсь, вы ему доверите доставку Романова в Петербург.

Губернатор подписал приказ об аресте отставного лейтенанта Романова. Как только дверь закрылась за курьером, лицо губернатора приняло резкое, неприятное выражение.

— Прошу вас, батенька, впредь таких вольностей не допускать. Я понимаю ваши чувства к сестре Романова, но я не хотел бы иметь неприятности.

— Ваше превосходительство, вы напрасно беспокоитесь. Лейтенант Романов не убежит за границу. Ваши интересы и интересы губернии мне дороже всего.

В деревню, где жил Романов, курьер с титулярным советником Дойбаном прискакали поздно ночью. В господском доме горел свет.

Дверь открыл старый слуга. Он не удивился, увидев на крыльце незнакомых людей.

Романов был в своем кабинете. Он сидел в кресле у печки и неторопливо помешивал красные угли. Сообщение об аресте он принял так же спокойно, как спокойно встретил незваных гостей старый слуга… У него потребовали бумаги.

Романов молча показал на инкрустированный ларец, который стоял на огромном письменном столе. В ларце оказалось два проекта Романова. В них шла речь о снаряжении экспедиций для описи реки Медной и для исследования северных берегов Русской Америки. На самом дне лежала рукопись, содержавшая описание плавания Романова вокруг света на судне «Кутузов». Потом нашлись различные заметки, копии писем официальным лицам, все по поводу тех же проектов, и не было в них ни одной строчки, ни одного слова, которые могли бы быть поставлены в вину заговорщику…

— А где еще бумаги?

— Других нет.

— Я вынужден произвести обыск.

Пока Дойбан с офицером рылись в шкафах и комодах, Романов сидел у догоравшей печи. По тлевшим углям иногда пробегали черные куски пепла, какие остаются от сгоревшей бумаги. Попадая на языки пламени, они вспыхивали и рассыпались.[1]

Лошади бежали лихо, будто чувствовали, что везут государственного преступника. Возок монотонно нырял по ухабам, заливались колокольчики троек, и скрипел снег под полозьями. Все это было знакомо, привычно. Но впереди ждала неизвестность, и что она таила в себе, трудно было представить.

По сторонам тракта тянулись леса, убранные снегом. А Романову вспоминалось голубое теплое море, пальмы, черные девушки и ароматный тропический воздух. Корабль «Кутузов» нес горсточку моряков в Русскую Америку через три океана… Затем вместо пальм были ели, скопища белок, деревянные башни и стены Ново-Архангельска — столицы Русской Америки… Вспомнился вечер в доме правителя русских владений Матвея Ивановича Муравьева, морского офицера. Он с упоением говорил о своем крае, о неизведанности его рек и океанских берегов. С таким же упоением говорили о землях, открытых Берингом и Чириковым, простые русские охотники-промысловики, которые бежали за океан от гнета крепостного права. Они показывали Романову самодельные карты своих смелых походов, сетовали на малочисленность образованных людей в Российско-Американской компании, советовали остаться в Ново-Архангельске… Мысли о том, что совсем рядом находятся неведомые людям огромные пространства севера Американского континента, приятно волновали Владимира Павловича. Муравьев предлагал ему место, давал в его распоряжение судно и матросов. Более счастливый случай вряд ли можно было представить. И все-таки он не мог им воспользоваться. Он, военный моряк, не имел права покинуть борт шлюпа «Кутузов» — тем более что на корабле, кроме него, было вместе с командиром всего лишь два офицера…

Ново-Архангельск — столица Русской Америки.

Настал день, и он простился с зелеными горами Русской Америки. Потом холодные ветры сменил благодатный пассат. Экзотические страны уже не волновали Романова. В свободные от вахты часы он рассматривал карты Русской Америки, северные берега которой ждали своих исследователей. Еще не известно было их простирание. Некоторые утверждали, что Америка соединяется с Азией перешейком где-то восточнее Шелагского мыса. Может быть, стоит отказаться от традиционных попыток искать проход из Тихого океана в Атлантику морским путем? Пожалуй, следует ожидать большего успеха, если подняться в глубь материка по реке Медной, а затем на нартах добраться до Ледовитого моря и Гудзонова пролива…[2]

Мысли эти не давали ему покоя. Когда пришли в Кронштадт, у него было начисто переписано «Предначертание экспедиции от реки Медной по сухому пути до Ледовитого моря и до Гудзонова пролива». Он показал проект своему товарищу по флоту Николаю Александровичу Бестужеву, который был известен не только как образованный моряк, но и как талантливый писатель. Бестужев отнесся к проекту благожелательно. Он полагал, что «Предначертание» имеет не только научное, но и политическое значение. Ведь недаром англичане на плавание «Рюрика», «Открытия» и «Благонамеренного» ответили посылкой нескольких экспедиций для открытия Северо-Западного прохода.[3] Он посоветовал начать проект следующими словами: «Девятнадцатое столетие, распространяя науки и полезные познания в Европе, отличается особенным направлением, данным географическим изысканиям. Не говоря о других державах, приобретших в наше время новые сведения о неведомых дотоле странах света, Россия в продолжение последнего двудесятилетия сделала важные открытия по части географической, но общее стремление умов, общие напряжения мореходцев всех стран до сих пор оставляют важнейший вопрос нерешенным: соединяется ли материк Азии с Америкой или море разделяет их?