Николай Ловцов - В горах Северного Урала Страница 3

— Головы ниже, головы! Провод!..

— Хорошо ему кричать. Разве за ним угонишься, — недовольно бурчит доктор Котов, запинаясь о старые шпалы.

Реш, не слушая, ведет нас по темным подземным коридорам. Иногда его лампочка мелькает сбоку, иногда оказывается позади нас. Мы идем по главной штольне. Навстречу часто попадаются шахтеры. Одни ремонтируют путь подземной железной дороги, другие выкатывают из забоев вагонетки, третьи возвращаются с работы. Электровозы, разбрасывая по каменному своду электрические искры, несутся к свету, на волю. Подпрыгивая на стыках, за ними бегут вагонетки, набитые жирным, блестящим антрацитом.

Мы спешим увидеть работу мощных врубовых машин. Они работают на тринадцатом штреке — в самом последнем коридоре. Путь нам кажется длинным, бесконечным. Мы все еще не можем одолеть и главной штольни, а впереди еще седьмой штрек, десятый, спуски…

Со стен течет вода, с потолка каплет. Холодно. Мне кажется, что в знойном июле наступила холодная непроглядная осень. Шахтерские лампочки еле мерцают, а тем, где штольня широка, мы не различаем даже боковых стен. Мы идем по шпалам.

Шаги гулко отдаются под сводами. Около боковых коридоров, как их называют здесь — ходовых, в нижние штреки ключами бьет вода. Местами слышится грохот водопадов. Часто этот шум перебивают вздохи компрессорных станций, выбрасывающих насосами в реку Кизел сернистую, желтую воду.

Мы долго кружимся по лабиринтам подземных коридоров.

— Вот это седьмой штрек. Теперь остается десятый, а там и последний тринадцатый. 350 м от спуска, а от вершины горы и все 700, — безразличным тоном говорит Реш, поднимая палец.

Он поворачивает в какой-то переулок, подводит к черной пропасти и сам исчезает в ней. Из глубины слышится тяжелый вздох, чуть заметно мелькает лампочка. Мы с доктором наклоняемся над таинственным колодцем, но спуститься не решаемся.

— Спускайтесь, чего там… — торопит нас Реш.

Мы молчим. Доктор смотрит на меня, я — на него. Мы оба впервые в шахте — у нас есть основания не доверять Решу. Чорт его знает, еще затащит куда-нибудь! Однако куда же он может затащить?

— Ну, ну…

Нам остановится стыдно. Я первым спускаю ноги, носками сапог нащупываю ступеньки, руками ловлю перила. Вниз с грохотом скатывается мелкий уголь. В спину бьют тоже угольные камин.

Это доктор спускается.

— Тише… тише… — недовольно ворчит наш проводник и машет лампочкой.

Его мы не можем различить, но тусклое пламя шахтерки указывает направление. Я крепче цепляюсь за перила, освещаю примитивный трап ходового с седьмого на десятый.

Внизу мы присаживаемся. Спуск в 70 м под углом в 40° дает себя чувствовать. Реш же неожиданно начинает выговаривать:

— Долго же вы спускались. Имейте в виду, что у нас на Урале в шахты спускаются на ногах. Наши шахты горизонтальные. Вертикальные там, в Донбассе. Там можно и на клети съехать. Ну, торопитесь. Сейчас прямо пойдем на тринадцатый.

Мы хотели было еще посидеть, передохнуть, но лампочка Реша уже впереди. Мы покорно плетемся за ним. Толстые мокрые столбы подпирают своды шахт. В некоторых местах крепежный лес стоит вплотную, бревно к бревну. В других реже. Только мы успеваем нагнать Реша, как он вновь исчезает в подземном люке. Его так и тянет в недра, как-будто он задался целью добраться до центра земли. Но здесь спуск легче, и, кроме того, Реш идет медленнее.

Я в душе злорадствую, что он начинает сдавать.

— Ну, вот и тринадцатый…

Навстречу несется гул. Стонут узенькие ржавые рельсы, содрагаются стены шахт. На стыках рельсы визгливо кричат.

— Стой, жмись к стене, к породе! — торопливо кричит Реш и сам плотно прижимается к обугленной глыбе камня. Мы следуем его примеру. Черная, липкая и холодная грязь со стен ползет на нашу одежду.

Из глубины, из влажного мрака вырастает пронзительный свист: словно сказочный Соловей-разбойник сзывает своих молодцов. Рельсы, гремя оглушительнее, рокочут стальными придушенными переливами. Мы поднимаем лампочки. На наш свет ползет косматая голова каурого коня. Лошадь наваливается крутой грудью на тугой хомут, струной натягивает постромки и волочет шесть вспухших от угля вагонеток. Башкир-погонщик лежит на угле и свистит во все свои степные легкие. Его глаза закрыты. Видимо, он наслаждается высокими нотами и диким эхом подземных коридоров. Править конем ему нет надобности. В шахтах один путь — по рельсам. Да и кони привычные.

Поезд проходит, рельсы в последний раз вздрагивают и замирают. Где-то всплескивается вода. Наступает гнетущая тишина. Мне кажется, что мы попали в склеп.

— А где, вот, работает врубовая машина?

Реш растерянно смотрит на нас. Он монтер компрессорной станции, но на тринадцатом штреке станций нет, и поэтому для него план последнего штрека такая же загадка, как и для нас. Он знает лишь по рассказам о забоях с врубовыми машинами. И теперь он растерянно освещает встречные забои, прислушивается.

Проходит часа полтора в томительных поисках врубовой машины. Подземные улицы бесконечны, пустынны. Мы раза два уже присаживались, курили. В одном из забоев видели троих углекопов. Они работают вручную, обушками, особыми кирками со стальными наконечниками, которые в случае поломки заменяются новыми, запасными. Возле них в вагонетках около 60 тонн угля, а дальше задержка в работе. Требуется подорвать динамитом упрямый пласт. Запальщик обещал притти еще часа два назад, но до сих пор его нет.

— Вот чортова душа! Сдельно работаем, а его нет… — ворчит старый седой забойщик, досадливо сплевывая. — Увидите — гоните к нам.

Мы обещаем.

Поиски врубовой машины уже начинают надоедать. Мне кажется, что тринадцатый штрек не имеет конца, а врубовая машина — плод фантазии механика копей. Над головами тяжело свисают антрацитовые арки, деревянные своды крепежного леса. Вода во многих местах льется потоками, они журчат под ногами, скрываясь где-то внизу. Чугунные трубы насосов вылавливают ее там и выкидывают на поверхность.

Наконец вдали мы слышим уханье. Если бы оно было длительным и с перерывами — можно было бы подумать, что где-то поют бурлаки. Но подземное уханье частое, прерывчатое, грозное. И чем оно ближе, тем громче, оглушительнее.

— Врубовая машина!.. — радостно кричит Реш и бегом несется вперед. Его лампочка раскачивается из стороны в сторону, словно фонарь на ветру. Причудливые тени падают на стены, на крепежный лес. Капли воды играют радужными огнями. Мы спешим, стараемся не отстать от Реша.

В темном углу забоя мерцают лампочки. Три человеческие фигуры возятся около машины. Узкое, длинное жало впивается в угольный пласт. Жилистая рука горняка ведет сверла от одном стороны пласта до другой. Затем сверло вынимают, перекидывают — и работа идет немного выше. Так слой за слоем машина отрезает по несколько сот километров угля за раз.