Макс Поляновский - С букварем у гиляков. Сахалинские дневники ликвидатора неграмотности Страница 3

На западном побережье Рыбновского района, в одном из гиляцких стойбищ, с первых же лет советизации организовали в жалкой хибарке школу, собравшую с самого начала существования около тридцати учеников. Прибывший с материка преподаватель первое время ютился здесь же, в хибарке, настолько тесной, что лежать в ней можно было лишь наискосок.

Есть в сахалинской тайге места, где легче встретиться с медведем, нежели с путником.

Помимо школ в самом Александровске, в районах, на нефтяных промыслах и угольных рудниках, в туземных стойбищах работает сеть пунктов, ликвидирующих неграмотность среди многообразного островного населения. Но есть в сахалинской тайге такие заброшенные и отрезанные бездорожьем стойбища, куда даже местная газета, издающаяся в Александровске, попадает при хорошей оказии через месяц.

Здесь нет ни школ, ни ликпунктов, ни кооперативные лавок, ни факторий, здесь легче встретиться с медведем, нежели с путником; на квадратный километр этих пространств иной раз не приходится и одного человека.

Прокладка железной дороги внутри острова, начатая летом 1930 года, — первый шаг к победе над бескультурьем глухой тайги. Поезд свяжет все концы большого острова с окружным центром — городом Александровском, и тогда будет сдан в архив непременный пока «собачий экспресс» — нарты, запряженные собаками, единственный способ передвижения по острову в зимнее время.

В глухие места сахалинской тайги летом не пробраться вовсе: дорог нет, лошади не пройти сквозь заросли густого леса, разве лишь упорному и выносливому человеку, умеющему лазать по деревьям и прорубать себе путь там, где лес стоит плотной стеною, под силу преодолеть почти непроходимые пространства.

Но нельзя ждать, пока поезд пройдет сквозь раскорчеванную тайгу и сразу принесет ее обитателям все блага цивилизации.

Это будет не скоро, а жизнь не ждет. И в окружном центре Сахалина островной комитет партии учел это.

— Надо послать по стойбищам, где ничего пока нет, отдельных товарищей, чтоб объясняли гилякам задачи советской власти, помогали им дельными советами вести свое хозяйство, по мере возможности объединяли их в коллективы и в первую голову чтоб ликвидировали среди них неграмотность, — так постановил сахалинский окружком.

И вскоре целый ряд советских работников острова выехал в разные концы его. Среди них находился командированный в стойбище Чирево организовать школу и ликвидировать неграмотность среди гиляков товарищ Быков, заведующий сахалинским здравотделом.

Захватив буквари, тетради, карандаши, различные подарки для туземцев — своих будущих учеников, он в феврале 1930 года выехал на оленях из Александровска к месту своей будущей работы — в гиляцкое стойбище Чирево.

Путь на оленях и собаках

Молодой орочон гнал своих рогатых животных, нарты неслись с чудовищной быстротой, и у человека, сидевшего на них и ехавшего на оленях впервые в жизни, с непривычки даже дух захватывало. Ему мерещилось, что нарты со всего разбега непременно налетят на дерево, и удар будет настолько силен, что и люди и олени разобьются вдребезги. Ничего однако не случилось. Орочон оказался прекрасным каюром, правил ловко и благополучно привез путника в Нутово.

Дав передышку оленям и напившись чаю, путник и его каюр решили ехать дальше, чтоб поспеть до ночи к сторожке, где останавливаются все едущие от Нутово до Хандузе. Олени вновь понесли по снежному раздолью с быстротой хорошего автомобиля, и не успела еще полностью показаться луна, как нарты подъехали к японской сторожке.

Подле нее стояли перевернутые нарты, возле них сладко спали, уткнув в пушистые животы свои морды, распряженные собаки, бродило, разрывая снег в поисках корма, несколько оленей, и молодой орочон по этим признакам сразу определил, что в сторожке «разный гости много приехали». Он не ошибся: в сторожке сидели уже остановившиеся на ночлег приказчик хандузской фактории и гиляк из стойбища Чирево, доставлявший на запряженных собаками нартах почту в район Охи, и кореец с женой, ехавший работать на промыслы.

Сторожка не отапливалась, ночлежникам предстояло померзнуть, холод давал себя знать, да так основательно, что у всех прибыших в сторожку появилось одинаковое желание выпить чаю. Сторож-японец не заставил долго ждать: он быстро развел огонь и над ним повесил котелок с чистым снегом, затем поставил на стол чашки и банку с консервированным молоком.

Быкова мучил голод, у сторожа не оказалось ничего съестного. Поэтому пришлось сделать вылазку в стойбище орочон, расположенное на расстоянии полукилометра от сторожки.

Вернулся Быков не с пустыми руками: орочоны продали ему лепешку и рыбу.

Гиляк-почтарь из Чирево, увидав рыбу, обрадовался и попросил Быкова подарить ее ему. Путнику пришлось расстаться с форелью, потому что он хорошо знал обычаи тайги. У гиляков не принято отказывать просящему; как бы дорога ни была вещь, они отдают ее тому, кто просит. Не дать — значит, прослыть навсегда злым человеком. И путник, ехавший в Чирево работать среди гиляков, многим рисковал бы, отказав чиревскому гиляку в первой же его просьбе.

Тов. Быков (в белой шапке) среди гиляков, своих учеников.

Получив рыбу, гиляк не стал ее ни варить, ни жарить. Мелко нарезав, он принялся уплетать ломтики сырьем, всякий раз запивая чаем и заявляя, что очень вкусно. Так за несколькими чашками чая сырая рыба была им съедена пешком.

После чаепития стали укладываться. Приказчик из Хандузе, сторож и Быков устроились на японском помосте, покрытом цыновками, гиляк-почтарь улегся на полу, пожилой кореец с женой на возвышении, напоминающем полати.

Спать никому не хотелось, и люди разных наций и культур, прибывшие на остров с разных концов земли и неожиданно столкнувшиеся в тесной сторожке, попробовали затеять между собой беседу.

Вначале рассказывали друг другу, кто на чем приехал. Затем языки развязались, люди стали говорить о самих себе. Приказчик из фактории поведал свою биографию: он родился на Сахалине в семье каторжника, хорошо помнит каторгу и рассказывает о жутких днях, когда люди, чтоб избежать непосильной каторжной работы, рубили себе руки, добровольно подвергались порке, убегали, зная, что податься с острова все равно некуда.

Приказчик из Хандузе в те времена был мальчиком, но в детской памяти хорошо запечатлелись имена каторжных палачей, тюремных надзирателей и стражников, отличавшихся особой жестокостью. Он не забыл о существовавшей тогда кучке гиляков, которых начальство каторги приспособило для поимки беглых и за эту работу платило по установленной «таксе» за голову убитого беглого каторжника 1 руб. 50 коп., за доставленного «живьем» три целковых.