Вячеслав Пальман - Кратер Эршота [иллюстрации Б. Коржевский] Страница 30

Опять пошла в ход верёвка. Решили спускаться все вместе. Любимов и Усков, связавшись парой, осторожно пододвинулись к краю уступа и начали сбивать снег, козырьком нависший над обрывом. Это удалось без особого труда. Тяжёлая снежная глыба с шумом рухнула вниз после нескольких ударов ногой. Усков, стоявший впереди, не удержался и тоже скользнул вниз, но тут же повис на верёвках, Которые крепко держали три человека.

— Держись, тянем наверх! — крикнули ему.

— Не надо, — послышалось снизу. — Опускайте осторожно. Осталось метров семь до второго карниза.

Его опустили. Усков крепко встал на второй уступ, от которого шла вниз пологая каменная осыпь. По ней можно было опускаться дальше, уже не применяя приёмов альпинистского скалолазания.

Меньше чем за час спустились все, а Орочко съехал прямо-таки с комфортом. Любимов соорудил для него люльку из спального мешка, и агроном был доставлен вниз с такой осторожностью, как если бы это был динамит.

Все повеселели. Хватай-Муха был озадачен, он оглядывался вправо и влево и, пожимая плечами, хмыкал.

— Тю!.. — вдруг сказал он. — Василий Михайлович, где же тая зима? Снега немае, мороза тоже не чую…

И в самом деле! Усков и все остальные только сейчас обратили внимание, что снега в кратере не было. Он лежал только на верхних уступах стены.

Орочко вдруг вспомнил талики в долине Бешеной реки:

— Помните озера? Может быть, и здесь родственное явление: глубинные тёплые воды?

— В кратере этого вполне можно ожидать, — отозвался Усков. — Уж если мы встречали тёплую воду вдали от Эршота, то здесь, ближе к источнику тепла, это и подавно возможно.

Между тем солнце скрылось за верхними скалами западной стены и на кратер легли синие вечерние тени. Лес впереди казался мирным и спокойным. Все заспешили к нему.

Перед разведчиками стояли настоящие деревья и кусты, под ногами шуршал опавший лист, увядшая трава устилала землю. Сущий рай после стольких дней скитаний среди голых скал!

Здесь и был разбит первый привал.

— Что теперь будем делать, Николай Никанорович? — тихо спросил Усков у проводника.

Они сидели рядом у большого и яркого костра. Кедровые поленья, наложенные щедрой рукой людей, соскучившихся по теплу, горели почти бесшумно и без-дымно.

Лес… Удивителен был этот лес, выросший в глубоком древнем провале Эршота. Прямо над бивуаком вздымались вверх на добрых два десятка метров оголённые ветки огромных, в три обхвата, лиственниц-гигантов, каких вообще нельзя встретить в высоких широтах.

Под защитой деревьев стояли, вперемежку с берёзой, вереском и багульником, жёлтые твёрдые папоротники с большими, почти в два метра длиной, листьями, на которых виднелись ряды бурых пуговиц — созревших и разлетевшихся спор. То здесь, то там с ветвей и кустарников свисали длинные, жёлтые и пушистые плети плауна; в траве, среди густого и высокого вейника Лансдор-фа, широко известного по всему Северу, островками зеленели высокие членистые хвощи, значительно большие по размеру, чем обычно встречающиеся и поныне в средней полосе страны на кислых землях. Вперемежку с лиственницами, которые составляли, пожалуй, основную массу леса, величественно стояли зеленые кедры, придавая лесу особо торжественный, монументальный вид. Много ползучих кустарников обвивали и перепутывали лесную чащу.

Ещё когда отряд спускался с осыпи вниз, люди могли окинуть взглядом всю заросшую лесом чащу кратера. Почти в центре первого кратера, чуть ближе к его северному краю, куда теперь спустился отряд, была замечена большая поляна. В середине её, в окружении буро-зеленой травы, вероятно осоки, поблёскивало озеро; из озера, по направлению к перемычке между двумя кратерами, уходил узкий ручей, светлую воду которого можно было проследить среди деревьев.

С севера, над лесом, как мы уже говорили, нависла высокая стена, совершенно отвесно падавшая вниз. Самые огромные деревья рядом с ней казались ничтожными карликами.

Если бы все четыре стены этого удивительного провала были так высоки и обрывисты, как северная, солнце светило бы на дне кратера самое большее два — три часа в день, когда находилось в зените, и в кратере всегда царил бы полумрак глубокого колодца. Но этого не наблюдалось. Даже в предвечерний час, когда разведчики достигли леса, тень от южной, более отлогой стены накрывала только небольшую площадь кратера; солнечный свет освещал всю северную стену и значительную часть леса на дне. В эти короткие зимние дни солнце освещало почти весь кратер.

— Что же нам теперь предпринять? — повторил свой вопрос геолог.

— Давайте с утра займёмся, — предложил Любимов. — Не может быть, чтобы не нашлось отсюда выхода. Обойдём все кругом, тогда увидим. Заметил озеро? И ручей? Вода куда-то течёт? Течёт. Значит, она нашла выход из кратера? Ну, и мы найдём.

— Сколько потеряно времени! Ведь мы давно уже должны были бы быть на базе. Нас ждут, волнуются. — А мы молчим! Скоро, вероятно, начнутся поиски, полёты… А дома-то как тревожатся!.. Усков тяжело вздохнул.

— Вот что, — сказал Любимов. — Не разделиться ли нам опять на две группы? Одна пойдёт по ходу часовой стрелки, другая — против. Экономия времени. Как ты думаешь? В кратере мы не заблудимся. Хватай-Муха останется с Орочко.

Но Усков почему-то не согласился:

— Место новое, необычное. Мало ли что… Уж лучше всем вместе…

— Ладно, вместе так вместе, — согласился Любимов. — Ты, я вижу, стал очень осторожным. Ожегшись на молоке, дуешь на воду. Так, что ли?

Начальник партии и проводник перекинулись ещё несколькими словами, подложили сухих дров в костёр и замолчали.

Тихая ночь окутала лес. На небе по-зимнему сияли крупные и яркие звезды. На вершинах скал белели шапки снега, искрился синий лёд в распадках головы Эршота, но здесь, у опушки леса, зимы не чувствовалось. От земли исходило тепло, пахло осенней сыростью, тем грустным запахом осени, прелых листьев и намокшей земли, какой присущ нашим лесам в октябре или ноябре.

Лагерь спал. Люди расположились на хвойной подстилке вокруг костра и укрылись полушубками — этой незаменимой в походе одеждой, которая служит и постелью и палаткой. Чуть похрапывал Лука Лукич. Борис что-то пробормотал во сне, поднял голову, посмотрел, не видя, на Ускова и тут же снова заснул. Орочко редко-редко постанывал — видно, бок все ещё болел. Обе. собаки лежали рядом, свернувшись в кольцо. Уши Туя стояли торчком. Он и во сне прислушивался, не очень-то доверяя этому тёплому лесному уголку.

Один Усков не мог заснуть. Он лежал на спине и смотрел на холодное звёздное небо. Где-то прошуршали падающие с кручи камни. Треснула ветка в лесу — видно, её придавил сорвавшийся сверху обломок. И опять тихо-тихо… Великая северная тишина.