Леонид Репин - Параметры риска Страница 30

Чай пили не торопясь, со вкусом, время от времени перебрасываясь короткими фразами. Пламя снова опало, и сразу вокруг сгустилась темнота.

Словно зеленоватые мерцающие фонарики, кружились в бесшумном хороводе крупные светляки. В зарослях ночных джунглей пробуждалась жизнь. Завели свою неумолчную песню цикады. Хрипло каркнув, трепыхнулась вспугнутая птица. Откуда-то из глубины леса донеслось протяжное жалобное: тю-тю, тю-тю, тютю…

Видимо, непривычная обстановка лагерной жизни дала себя знать. То один, то другой тихонько исчезали из светлого круга, и вскоре осталось лишь трое: Синь, Лок и дежурный Мо, который время от времени обходил, прислушиваясь, поляну, оберегая покой ее обитателей от непрошеных гостей

Ракитин вошел в палатку, тщательно застегнув входное полотнище на все клеванты. В темноте белел противомоскитный полог, свисавший над койкой. Ракитин еще не опробовал свою новую постель, изготовленную из деревянной, поставленной на четыре рогулины, рамы, покрытой сверху вместо матраца щитом из расколотых пополам бамбуковых стволов. Они придавали «матрацу» эдакую волнистость, которую не могло смягчить сложенное вдвое байковое одеяло; Ракитин, не зажигая "летучей мыши", быстро разделся и нырнул под кисею полога, служившего надежной защитой от комаров, москитов и прочей нечисти, водившейся в джунглях в несметных количествах и просто сатаневшей с наступлением темноты. Но чтобы обеспечить себе спокойный сон, надо было еще потрудиться. Он тщательно заправил концы полога под «матрац», включил электрический фонарь и принялся, сантиметр за сантиметром, тщательно обследовать полог с внутренней стороны. Каждый раз, обнаружив притаившегося кровопийцу, он прихлопывал его ладонями, злорадно приговаривая: "Ах ты, гад!"

"Ну, кажется, последний", — подумал он удовлетворенно и, сладко зевнув, вытянулся на своем жестком ложе. Но радость его была преждевременной. Едва он закрыл глаза, как над самым ухом раздалось тоненькое, назойливое «зи-зи-зи». Ракитин вскочил как ужаленный и, нащупав фонарь, включил свет. Новые батарейки работали исправно, и в ослепительно-белом круге света был быстро обнаружен москит.

Ракитин вскакивал еще несколько раз и снова ложился, нервно вслушиваясь, не раздастся ли комариный писк. Наконец усталость сморила, и он, натянув простыню до подбородка, погрузился в сон под звенящий стрекот цикад — этих неутомимых музыкантов тропического леса.

Разбудил его солнечный луч, отыскавший в боковой стенке палатки крохотную дырочку. Ракитин откинул полог, натянул шорты, всунул ноги в резиновые сапоги и вышел наружу.

Природа ликовала, встречая наступление солнечного утра. Сверкающие капли росы подрагивали на листьях деревьев, на серебристо-зеленых веерах пальмы «ко», скатывались по огромным зеленым опахалам дикого банана. Под их тяжестью клонились к земле стебли трав, ветви кустарников.

Перебросив через плечо махровое полотенце, Ракитин рысцой спустился к ручью, весело бурлившему внизу, в распадке, сделал несколько упражнений, подтянулся на ветке, нависавшей над самым ручьем, а потом долго плескался в прохладном потоке, катившем свои веселые прозрачные струи.

Когда Ракитин вернулся в лагерь, все уже были на ногах, а повар Фан что-то размешивал в большом чугунном котле.

Игорь Дьяков, высокий, полный врач-гигиенист, держа в руках сверкавший никелем психрометр Ассма-на, осторожными движениями заводил пружину вентилятора. Перед ним на столике лежала аккуратно разграфленная тетрадь для метеорологических наблюдений, толстый том "Психрометрических таблиц" для расчета влажности воздуха.

— Уф, — сказал, отдуваясь, Ракитин. — Всего восемь часов, а духотища — дышать нечем. Прямо как в парной.

— Все по науке, — в тон ему ответил Дьяков. — На термометре уже двадцать Девять и влажность, наверное, под девяносто процентов. Впрочем, я сейчас посмотрю в таблицах.

Он перелистал несколько страниц и, отыскав кончиком остро отточенного карандаша нужную строчку, сказал:

— Я почти угадал: 87 процентов, как одна копейка.

— Хорошо мы подгадали время для наших исследований! Прямо в разгар четвертого жаркого сезона. Правда, он, по-моему, считается и самым дождливым. Если так будет парить, то дождичка ждать недолго придется.

— Во всяком случае, не сегодня. Небо — как лазурная чаша: ни тучки, ни облачка.

— Ну дождь-то не страшен, — присоединился к разговору Шалеев. — Вот тайфун бы нас здесь не прихватил… Это ведь для них — тайфунов — самый сезон.

Разговор прервал звон рельса, подвешенного вместо гонга на бамбуковой треноге рядом с кухонной печью.

— Ладно, потом поговорим, — сказал Ракитин и потрусил в палатку одеваться.

Вскоре все собрались в столовой, роль которой играл высокий навес. Шесть пятиметровых бамбуковых стволов подпирали крышу, сделанную из уложенных «черепицей» плотных серебристо-зеленых веерообразных листьев пальмы «ко», в изобилии росшей вокруг лагеря. Посовещавшись, решили, не теряя времени, совершить ознакомительный поход в джунгли. Впрочем, знакомство Ракитина с джунглями уже состоялось.

Накануне, едва выпрыгнув из машины, он не сдержал нетерпения и, закинув за спину карабин, углубился в чащу, пройдя метров триста по едва заметной среди травы и опавших листьев тропинке. Он не боялся сбиться с дороги: слитком густы были заросли бамбука и кустарников по обеим ее сторонам.

Становилось все темнее. Густые кроны деревьев нависали сплошным, непроницаемым пологом. Ни единый лучик солнца не проникал сквозь толщу лиственного свода. Ни единый солнечный блик не оживлял этого насыщенного испарениями сумрака.

Между деревьями местами чуть вздрагивали клочки густого приземного тумана. Было сыро и душно. Жаркий пот струился по лицу, стекал за воротник. Но особенно гнетущей была тишина. Она действовала на нервы, давила, тревожила. Ракитин никогда не представлял себе, что дневные джунгли-угрожающе молчаливы.

Постепенно охватывало необъяснимое беспокойство. Каждое потрескивание ветки, каждый шорох заставляли испуганно вздрагивать. Ракитин каждой своей клеточкой ощущал приближение какой-то неведомой опасности. Правда, он не понимал, что это за опасность, не мог сформулировать, чего он страшится.

Ракитин до боли в пальцах сжимал карабин, то замирая на месте, то резко поворачиваясь от малейшего подозрительного звука. Ему вдруг почудилось, что он находится в узком туннеле, из которого нет выхода.

— Да что же это со мной творится, черт возьми? — вслух сказал Ракитин, встряхнув головой. Но голос его словно завяз в обступивших со всех сторон деревьях.