Вадим Глускер - Настоящий итальянец Страница 32

Глава 6. Кино

И тем не менее было одно событие в итальянской истории, которое Церковь одобрила сразу и безотлагательно. А ведь могла бы и предать анафеме. Какой же настоящий итальянец без настоящего кино? И здесь italiano cinema вас не обманет. Потому что именно это кино – самое правдивое на свете. Оно родилось всего через несколько месяцев после изобретения кинематографа братьями Люмьер. Здесь тоже были попытки снять свои первые несколько кадров. Был и свой итальянский вокзал: «Прибытие поезда на Миланский вокзал», был и свой «Садовник» – «Умберто и Маргарита Савойские на прогулке в парке». Первая полноценная итальянская картина была не очень длинной (всего пара минут), но имела огромное значение для развития этого нового вида искусства в Италии и мире.

Дело в том, что в этой короткометражке папа римский благословлял кинокамеру, давая, таким образом, добро Католической церкви всем новаторам от искусства. После такого начала врать уже было просто грешно. Режиссер и актер Граф Висконти ди Модроне всегда ручался за аристократов. Его предки с XIII века управляли Миланом, так что можете верить каждому слову героев его фильмов. Вот диалог из знаменитого «Леопарда». Без влияния Церкви, как обычно, не обошлось. «Я – здоровый мужчина. Как я могу насладиться женщиной, которая крестится, прежде чем обнять меня? А после этого говорит только „Езус, Мария“. У нас с ней семеро детей. Семь! И знаете что, падре? Я ни разу не видел ее пупка!» Коммунисты в итальянских фильмах говорят словами, написанными для них борцами Сопротивления, а самых знаменитых итальянских жуликов играет человек, который вырос с ними на одной улице.

Но это все будет значительно позже. Тогда же, после благословенной папой кинокамеры, Италия заняла положение ведущей кинематографической державы. Какая там Франция? Былой шик братьев Люмьер остался в далеком прошлом. Именно итальянское кино ошеломило зрителя красотой первых кинозвезд, роскошью и постановочными эффектами псевдоисторических колоссов из времен Древнего Рима. И лишь однажды в своей истории итальянское кино попыталось соврать. Дело было при Муссолини. И уже с 1922 года итальянские фильмы исчезли с мирового экрана более чем на двадцать лет, превратившись в кинофакт исключительно «местного значения». Большинство режиссеров снимали псевдоисторические боевики, комедии, салонные мелодрамы из жизни высшего света. Тогда же, по личному указанию дуче, итальянский кинематограф получил еще один «подарок»: в стране значительно сократился ввоз иностранных фильмов. По идее, это должно было положительно повлиять на динамику развития фильмов в Италии, мол, теперь зрители будут ходить только на отечественное кино. На практике же, это привело к тому, что Италия оказалась просто отрезанной от всего остального мира. Не спасал даже созданный по инициативе самого Муссолини первый кинофестиваль в мире. Знаменитая венецианская «Мостра».

Еще с конца XIX века в садах «Джардини», что на краю Венеции, регулярно проводились биеннале – смотр произведений различных видов искусств. Так вот, в 1932 году впервые в рамках биеннале состоялся Венецианский кинофестиваль.

У его истоков стояли президент биеннале – граф Джузеппе Вольпи ди Мисурата – и Лючиано Де Фео, который произвел первый отбор фильмов и стал директором фестиваля. 6 августа 1932 года на террасе отеля «Эксельсиор» показали первый фильм в истории не только венецианских, но и вообще кинофестивалей: «Доктор Джекилл и мистер Хайд». Фильм был американским, после показа которого там же, в «Эксельсиоре», была устроена первая киновечеринка. Никакого профессионального жюри в тот год не было, как и не было официальных наград. Свои призы вручали зрители. А им больше всего понравился советский фильм, знаменитая «Путевка в жизнь» Николая Экка. На фестивале, правда, он назывался «Дорога жизни». Прокатчикам, вероятно, так было понятнее. Спустя два года был придуман главный приз кинофестиваля. «Кубок Муссолини», что тоже вполне естественно. До золотых львов было еще далеко, а Венецию мировой кинематограф стал игнорировать. Дескать, незачем прославлять фашистский режим. К тому же именно тогда, и именно как противодействие фашистской Венеции на свет появился кинофестиваль в Каннах. Свободный и либеральный. Но диктатуру это не смущало. Напротив, она даже пыталась найти новые формы кинематографического языка. Она породила даже особую киноидеологию – «белых телефонов». В жизни встречались все больше черные телефонные аппараты, а на экране царил киношный шик. Вокруг невиданных телефонов вертелась легкая жизнь неприступных красавцев и красавиц. Тенора пели, выдуманные графини охали и ахали. Впрочем, все это продолжалось недолго. Телефонная истерия просуществовала в Италии всего семь лет. И точку в этом безобразии поставил настоящий граф. А заодно, как это часто бывает в Италии, – коммунист.

Чтобы снять свой первый фильм «Одержимость», «красный граф» Лукино Висконти продал фамильные драгоценности. И все равно хватило с трудом. А в здании на римской пьяцца Навона, где сейчас расположен краеведческий музей Вечного города, состоялся графский кинодебют. В 1943-м году палаццо Браски занимал штаб фашистской партии и одновременно ее киноклуб. На премьере «Одержимости» присутствовал сын Муссолини, а сценарий Висконти помогал писать редактор коммунистической газеты «Унита». Диалоги поражали своей смелостью и частичным отсутствием католической морали. Неудивительно, что к зрительской дискуссии пришлось привлекать полицию. Муссолини тогда и вовсе воскликнул: «Это вообще не Италия!» К слову сказать, политики в первом фильме практически не было. Зато секс, смерть и настоящая, а невыдуманная жизнь в разы превышали нормы фашистской цензуры. Белые телефоны умолкли от ужаса. Звонить было незачем и некому. Говорят, в провинции после премьеры «Одержимости» епископ освящал оскверненный кинотеатр. Конечно, без Ватикана – никуда, если в фильме присутствует, например, такая сцена. Внимание! Разговор двух мужчин. Время действия – 1943-й: «Если ты останешься со мной, то поймешь, что не только с женщинами можно заниматься любовью. Не думаю, напрасно все это». Три года спустя в Америке появилась экранизация той же книги – «Почтальон всегда звонит дважды». Теперь это – киноклассика, а тогда «Нью-Йорк таймс» написала, что сравнивать «Почтальона» с оригинальным фильмом Висконти – все равно что сравнивать рекламный ролик «Макдоналдс» с постановкой «Травиаты».

Если «Одержимость» стала первым «залпом итальянской Авроры», то настоящий переворот в мировом кино случился в 1945-м году, здесь же, в Италии. Именно тогда Роберто Росселини снял «Рим, открытый город». Политики в нем было не меньше, чем в газетной передовице. Девять месяцев фашистской оккупации Рима только что закончились. Прототипы героев только что погибли. Росселини не побоялся и вывел актеров на улицы разоренного города. А актеры просто повторили то, что произошло в жизни. Сценарий дописывали по ходу съемок борцы Сопротивления и молодой Федерико Феллини. Революция, о которой итальянские кинематографисты мечтали всю войну, свершилась. Правда, главный герой снова оказался не коммунист, а священник. Все-таки это Италия, а не Советский Союз. Да и, как мы помним, Ватикан сыграл не последнюю роль в рождении итальянского кинематографа. Впрочем, дон Пьетро помогает именно коммунисту скрываться от гестапо. Мой старый знакомый, самый известный римский проповедник, отец Фабио Розини объяснил мне, что ничего на свете не бывает случайно: «Церковь помогала многим, помогала партизанам, помогала всем, кто в этом нуждался, помогала коммунистам, в этом нет ничего странного, потому что Церковь – как мать, она не противник». В результате в фильме Росселини фашисты хватают и коммуниста, и священника. Главный герой картины, священник дон Пьетро, напоминает падре Фабио Розини самого себя. Именно он мне рассказал, что прототипом дона Пьетро был священник дон Морозини, действительно расстрелянный фашистами. Это его словами говорит актер: «Мужайтесь. Мужественно умереть не трудно. Куда труднее мужественно жить». Эта сцена оказалась одной из любимых у отца Фабио: «Это такой типичный персонаж, типичный римский приходской священник, своего поколения времен Второй мировой. Вы знаете, что католические приходы в Риме были тогда заполнены евреями, которые только там и могли спрятаться от фашистов. В конце войны еврейская община Рима в знак признательности за все спасенные еврейские жизни подарила Ватикану одну из принадлежавших ей городских вилл. А главный раввин еврейской общины Рима после войны крестился и стал католиком».