Андрэ Дави - По Нилу на каяках Страница 32

На следующий день утром приносится в жертву еще бык — как видите, свадьба недешево обходится семьям нуэров. На этот раз быка должен дать отец Луала, так как церемония происходит у него.

Последний обряд состоит в бритье головы Ниадинг. Это означает, что ее положение изменилось. Она стала супругой и тем самым вошла в другую семью.

Однако брак все еще не вполне завершен. Пока не родится ребенок, Ниадинг продолжает жить у своих родных, куда она возвращается на другой же день после свадьбы. Теперь ее родители отводят ей отдельную хижину.

Луалу разрешается посещать жену, но тайно, в сумерках, когда все расходятся по домам. Рано утром он должен покинуть ее хижину так, чтобы никто его не заметил. Таков обычай.

В обеих семьях с большим волнением ждут появления первого ребенка. Отсутствие его может расстроить все дело. Луал имеет право отречься от бесплодной жены, и в этом случае скот, подаренный женихом семье Ниадинг, будет возвращен. Однако у Ниадинг рождается мальчик, и обе семьи безмерно довольны.

Едва оправившись после родов, Ниадинг принесла показать ребенка мужу. После этого она проводит несколько дней в его доме, а затем возвращается к родителям. Ее окончательное водворение в супружеском доме происходит лишь после того, как она кончила кормить ребенка.

Луал строит жене и сыну хижину. Ниадинг своими руками воздвигает перед дверью маленькую глинобитную  стенку в знак того, что теперь она по-настоящему у себя.

Товарищи помогают Луалу соорудить загон. Отец дает ему несколько голов скота, чтобы он начал разводить собственное стадо. Молодая чета отныне должна жить самостоятельно.

Конец болотам

Неподалеку от Малакаля, (который мы проплываем в середине февраля, кончаются болота. Река в этом месте становится широкой, берега —  плоскими. Тут и там красивые купы деревьев. По-прежнему много обезьян, крокодилов. Однако стада бегемотов встречаются все реже.

Вечером в Люле заходим в католическую миссию. Нас встречает веселый голландский патер. На следующий день посещаем его владения. Позади часовни вытянулись в ряд маленькие цилиндрические хижины из красного кирпича.

— Вы видите эти хижины, — говорит нам патер. — Они предназначены для моих вдов.

Немеем от удивления — вдовы патера?

— Нет ничего проще, — объясняет он нам. — Здесь, когда умирает человек, его брат или дядя наследуют не только его достояние, но и его вдову. Вдове это не всегда по вкусу. Некоторые из них приходят искать убежище в миссии. Они знают, что найдут здесь приют  и  защиту. Я  стараюсь подыскать  им  мужа-христианина, и тогда все устраивается.

Святой отец представляет нам несколько заплаканных вдов, старых беззубых матрон, стыдливо завернувшихся в покрывала.

В пути знакомимся с католическими миссионерами и протестантскими пасторами всех национальностей — итальянцами, англичанами, ирландцами, американцами, голландцами, реже французами. Европейские пасторы принадлежат к старой школе; они бедны, живут в ветхих помещениях, равнодушны к лишениям. В Малакале нас поразил епископ в шортах и белой сорочке. Лишь по небольшому крестику на шее мы признали в нем миссионера. Сначала мы приняли его за молодого местного чиновника.

Совсем иначе обстоит дело с американскими пасторами. Благодаря поддержке своих богатых организаций, они устраиваются со всеми удобствами, обзаводятся приемниками, коллекциями пластинок, у них нет недостатка в книгах. Создается впечатление, что они живут тут временно и занимаются этим делом так, между прочим.

Я и сейчас точно вижу перед собой Патрика, молодого пресвитерианского пастора из Бостона, в темных очках с золотой оправой, одетого с иголочки, ангельски кроткого и такого недоступного для местных жителей.

Весь день 21 февраля в лицо нам дул свирепый ветер с севера. Мы в изнеможении. Трудно себе представить, как тяжело часами бороться с встречным ветром на реке. Весь день сидим скрючившись в лодочках нагнувшись вперед всем телом, как велосипедисты на своих машинах, чтобы уменьшить сопротивление ветра. Продвигаемся как черепахи, хотя и гребем изо всех сил.

За день прошли не больше двадцати километров, т. е. значительно меньше, чем средняя норма, которую мы для себя установили.

Нельзя сказать, чтобы пейзаж был способен поднять наше настроение. Кругом безнадежно ровная местность. Река пустынна. Мы не встретили здесь и двух пирог. Берега окаймлены густыми папирусами и камышом. Тут и там виднеются силуэты пастухов-шиллуков, но у нас нет сил, чтобы выйти из каяков и подойти посмотреть на них поближе. После такого дня мы невольно задаем себе вопрос — хватит ли у нас упорства выдержать до конца?

Появились большие стаи нильских гусей, бесчисленные колонии диких уток, аисты, пеликаны и целые сонмы маленьких куликов. Вид разнообразных птиц, тысячами рассевшихся друг возле друга или летающих над водой, развлекает нас и помогает коротать часы.

Удачным выстрелом Джон убивает нильского гуся и с торжеством показывает его мне издали. Ну что же, еще не все потеряно! Начинаю обдумывать наше вечернее меню.

Около девяти часов вечера мы замечаем на берегу мигающие огоньки. Это стан шиллукских пастухов. Тут мы и остановимся на ночлег. Пастухи ужинают: они едят своеобразную похлебку из дурры, в которой сварены головы усатой рыбы; ею буквально кишат все лагуны Нила.

Коровы находятся в загоне, сооруженном неподалеку от костров; слышно, как они ударяют копытами о землю и пережевывают жвачку.

Как ни неожиданно наше появление, на шиллуков оно не производит большого впечатления. Они поглядывают на нас, не двигаясь с места.

Спокойно принимаемся каждый за свое дело.

Жан и Джон ставят палатку, я готовлю ужин. Трофей Джона оказывается великолепным: гусь в меру упитан. Решаю его потушить с луком, прибавив мизерную толику маргарина — из меня понемногу вырабатывается   настоящий кулинар.

Подхожу к одному из костров со своими котелками. Пастухи отодвигаются в сторону. Мальчик любезно нагребает мне углей, на которых я начинаю тушить гуся.

Жан и Джон все еще возятся с палаткой, которую нелегко поставить в темноте. Как и каждый вечер, раздается брань нетерпеливого Джона: он не то запутался в веревках, не то споткнулся о корень или не может найти один из колышков. И опять, как каждый вечер, ему на помощь приходит Жан и терпеливо доводит дело до конца. Потом слышится лязг и стук металла. Это из оранжевых полотняных чехлов  вынимаются  наши  раскладные  металлические кровати. Джону редко удается справиться и с этим, требующим терпения делом. К счастью, Жан опять вмешивается. Если бы не он, мне не часто доводилось бы спать в постели.