Луи Буссенар - Герои Малахова кургана Страница 32

Это продолжается до памятной ночи страшной атаки на подкрепления англичан.

День прошел тихо. Вдруг целый ураган гранат, бомб, ядер обрушивается на английские линии, траншеи, ломает пушки и калечит людей. Малахов курган, третий и второй бастионы стреляют изо всех орудий и извергают столбы огня, словно кратеры.

Паника продолжается недолго. Англичане оправляются и отвечают выстрелом на выстрел. Но у них только половина наличного состава людей. Смертельные раны и болезни унесли много народу. Могут ли они долго продержаться?

Увы! Они отступают, покидают посты…

Русские стремительно наступают…

– Русские! Русские!

Внезапно со стороны французского лагеря взмывает вверх сигнальная ракета…

Трубы звучат… Тревога!

Три тысячи человек выскакивают из палаток и хватают оружие.

Охотники, пехотинцы, зуавы бегут на помощь союзникам. Пора! Русские обрушиваются, как ливень, испуская дикий крик.

Страшный залп! Обе массы войск сталкиваются и бьются, как звери.

На рассвете ожесточеннейший бой продолжается. Русские не отступают ни на шаг. Все смешивается в какой-то ужасающий хаос. Русские бастионы буквально осыпают ядрами и бомбами французские траншеи.

Восходящее бледное декабрьское солнце освещает отвратительную бойню.

В этот момент раздается ужасный взрыв, земля дрожит под ногами сражающихся. В углу севастопольского кладбища поднимается целый столб огня и дыма.

Шум битвы затих. Наступила мертвая тишина. На севастопольских укреплениях раздаются тревожные сигналы труб и барабанов. По-видимому, случилось что-то серьезное. Русские офицеры подносят к губам свистки. Звучит резкий продолжительный свист.

Солдаты останавливаются и отступают.

Все облегченно вздыхают, никто не думает о преследовании. Каждый торопится в свой лагерь, не понимая причины этой паники. Что случилось у русских? Вероятно, взрыв порохового погреба. Нет, хуже. Взорван знаменитый люнет с двенадцатью пушками и мортирами – совершенно уничтожен, истреблен! Ничего не осталось, кроме огромной ямы – страшной бреши в севастопольских укреплениях.

Если бы у французов было больше людей, какой это был бы прекрасный случай для атаки! Но это невозможно!

Проходит полчаса. Белый флаг развевается на бастионе русских. Передышка!

С французской стороны тоже водружается белый флаг. Отряды выходят подбирать раненых и убитых.

Мир на несколько минут! Горькая ирония! Англичане, французы и русские выходят из своих прикрытий.

На виду двух армий появляется странная группа: два человека и собака. Они выходят буквально из-под земли и видны всем. Один из них – человек среднего роста, с бородой, в русской шинели и фуражке. Другой – такого же роста, тоже с бородой, одет в форму зуава. На груди его сверкает крест Почетного Легиона. Но вид его ужасен! Этот капрал зуавов едва тащит ноги и не хочет идти. Руки у него связаны за спиной, как у преступника, голова опущена, феска надета, как чепец.

Волей-неволей он должен идти. На шее у него узлом завязана веревка, которую русский намотал себе на руку и тащит его.

Очевидно, русский наслаждается унижением зуава и кричит ему по-французски:

– Ну, двигайся, негодяй! Подвигайся вперед!

Зуав пытается упираться, но собака кусает за ноги и ворчит. Кое-как, крича, подгоняя зуава, они проходят десять шагов. Зуав опять останавливается.

Русский подгоняет его штыком и кричит:

– Иди, голубчик! Иди же! Товарищи ждут!

Следует сильный удар ногой, и зуав испускает вопль ярости и боли. Ему, очевидно, хочется убежать, спрятаться, ничего не видеть и не слышать!

Человек в русской шинели, беспощадный, неумолимый, затягивает веревку, и несчастный полузадушенный зуав, подгоняемый штыком и собакой, шатаясь, взбирается на укрепления.

Артиллеристы третьей батареи с недоумением смотрят на странную группу.

– Бог мой! Кажется, Митральеза! – кричит один из них.

– И Сорви-голова! – добавляет капитан Шампобер вполголоса, со сжавшимся сердцем. – Несчастный! Так ужасно кончить! Я не могу видеть этого! Ужасная, тяжелая минута!

– Ну, иди же, сударь! – кричит русский зуаву и толкает его ногой. Собака скачет на ноги зуаву, и капли крови показываются на белых гетрах.

В этом несчастном человеческом существе, которое не видит и не слышит, артиллеристы с негодованием узнают своего победоносного товарища, героя второго полка зуавов.

– Сорви-голова! Гром и молния! Это он!

– Негодяй! Изменник! Продажный!

– Каналья! Тебе сорвут твой крест!

– Смерть изменнику!

Оба человека и собака останавливаются, осыпаемые градом насмешек, оскорблений, проклятий.

Человек в русской шинели кричит зуаву:

– Да тебя знают здесь! Они ошибаются… покажи им себя… скажи что-нибудь… пароль, спой песню твоего полка… Не знаешь? Странно. А я знаю!

Прекрасным звучным голосом русский поет любимую песню зуавов. Артиллеристы изумленно молчат. Пользуясь тишиной, русский восклицает:

– Вы не знаете Сорви-голову? Нет, не знаете, потому что вот он перед вами!

С быстротой молнии он сбрасывает русскую фуражку, шинель и появляется в блестящей форме зуава. Бледный от волнения, с бьющимся сердцем, с огненным взглядом, он кричит на всю батарею:

– Вот он – Сорви-голова! Вы не пошлете его на смерть! Не сорвете с него креста!

– Сорви-голова! Не может быть! Сорви-голова! – кричат артиллеристы.

– Есть! – отвечает он своим сильным голосом и презрительно, небрежным жестом, указав через плечо на пленника, который стоит, как мертвый, без движения, без взгляда, без голоса, добавляет:

– Господин капитан! Есть два Сорви-головы, как два креста! Один настоящий, на моей груди, на ленте, простреленной неприятельской пулей. Другой – не стоит говорить о нем! Что касается до фальшивого Сорви-головы… посмотрите на лицо этого Иуды!

Двумя сильными пощечинами он сбивает с пленника фальшивую бороду, и перед глазами зрителей появляется бледное, искаженное лицо сержанта Дюрэ.

Звучат восторженные крики:

– Да здравствует Сорви-голова! Да здравствует настоящий Сорви-голова!

Солдаты поняли все. Капитан бросается в объятия своего друга, крича: «Прости, прости меня!»

Митральеза прыгает, скачет, лает, визжит, здороваясь с друзьями-артиллеристами.

Сильные руки хватают пленника, его готовы убить.

– Прошу вас, товарищи, – говорит Сорви-голова, – не трогайте его. Он принадлежит правосудию, он нужен мне живой, его позор будет моим оправданием!

– Блестящее доказательство! – восклицает капитан.