Марина Галкина - Одна на краю света Страница 36

Меня выручает улов за корягой. Нос загружаю на корень, кое-как таким образом закрепив каяк, аккуратно заползаю на него, сажусь, задраиваю «юбку», схожу с корня, и меня тут же начинает переворачивать в этом небольшом бурлящем уловке — выход со стоячей воды на течение всегда чреват неожиданностями.

Ощущаю под собой перемешивание струй, меня беспорядочно раскачивает в разные стороны, неожиданно накреняет. Еще здесь и купаться? Брр! Страшно и подумать. Опираюсь о воду лопастью весла то слева, то справа, удерживаю равновесие, одновременно пытаясь выйти на струю. Каякер я или нет, в конце-то концов! Делаю, наконец, резкий гребок и, подставив днище струе, выхожу на течение, тут же устремившись вперед к желанной отмели. Вброс адреналина в кровь ненадолго согрел меня, придал сил, и я успешно форсирую протоку, не сев на камни переката и избежав тем самым переворота. Зацепляюсь за край отмели. Сделан еще один шаг к заветной цели.

Танюрер петлял не сильно, поэтому и нелегко было продвигаться по нему, сила течения была почти везде равномерная. При перечаливании на другой берег реки меня неизбежно сносит вниз на несколько десятков метров. Один раз воспользовалась для продвижения мелководной протокой, где сила струи была небольшой. Находясь на сыпучем откосе, метров пяти высотой, лавируя среди редких отдельных кустов, манипулируя веревками носа и кормы, как марионетку, я четко проводила каяк меж крупных надводных камней. Да, опыт Канчалана пригодился мне. Количество перешло в качество, и теперь, похоже, я сдавала экзамен вождения каяка на «отлично».

В конце протоки вижу: и мой левый берег, и правый сплошь в стене кустарника. Труба-дело. Ничего не остается, как идти по воде вдоль берега. Иду у самой кромки кустов, и глубина все увеличивается. Вот мне по колено, потом выше колена, и уже по пояс. Ну, интересно! А течение сильное. Цепляюсь за ветви, чтобы хоть как-то продвигаться вперед, чтобы, поскользнувшись, не сползти на большую глубину. Не могу выпустить каяк на простор, отвести его от берега, потому что у меня нет постоянной скорости и свободных рук. Каяк на недлинном поводке послушно, слава Богу, едет за мной, почти не цепляется за кусты, а ведь любой зацеп — это возвращение. Вода прибывает. Словно во сне, с трудом переставляя ноги, медленно пробираюсь вперед, к спасительному участку береговой отмели.

Понимаю, что пройдет еще немного времени, и я выдохнусь и начну замерзать. Но пока я не вижу хороших мест. Мне хочется найти стоянку с укрытием от ветра. Все береговые откосы — крутые, заросшие, а наверх пробираться сквозь кусты совсем не разумно. Вот на островке за полосой галечника на пологом возвышении растут кусты, за ними относительно безветренно. Но вставать на острове, да в непогоду — ну уж нет!

У первой же видимой не заросшей кустами от воды сухой тундровой полочки вылезаю на двухметровый обрыв берега. Здесь более-менее сухо, нет стоячей воды между кочек. Вокруг ровная голая тундра, поднимающаяся на небольшом отдалении от реки десятиметровой терраской, однако склон ее как раз наветренный. Неширокая, метра в три, полоса кустов идет лишь по откосу берега, прерываясь на небольшом участке, где я пристала.

Ветер сильнейший, но на ветру ставить мой тент легко. Без ветра мне приходится придерживать длинную стойку-весло рукой и одновременно втыкать 2 маленьких колышка, растягивая нижние углы тента, а потом отходить с веревкой оттяжки конька. Прикидывать расстояние на глаз. Потом поднимать завалившуюся стойку. Перемещать оттяжечный колышек, регулируя длину. А ветер поддерживает стойку, не дает ей завалиться.

Сейчас мои движения доведены до автоматизма. Точно определяю направление ветра и намечаю по нему линию постановки конька. Располагаю задний край тента так, чтобы на него дул ветер. Первым делом разъединяю весло на половинки, надеваю на одну половинку весла Т-образную трубку, продеваю весло под тент, пропускаю трубку в петлю заднего угла конька. Ставлю весло на намеченное место и, держа в натяжении веревку оттяжки, отхожу от стойки-весла. Ветер поддерживает этот кол, выполняя роль второго чело века — помощника. Закалываю пару колышков, и тент уже держится, не кренится набок. Провожу подобную манипуляцию со второй половинкой весла.

Растягиваю тент на совесть. Кочки большие, неровные. Чтобы колья, попавшие в углубления между ними, лучше держались в мягкой глубокой моховой подстилке, срезаю длинные ветки и для страховки закалываю их в петли нижнего края тента. Натаскиваю из реки валунов и заваливаю нижний край тента по всему периметру для прочности, чтоб ветер не снес мою крышу. Пальцы, немного отогревшиеся, снова леденеют.

На Гачгагыргывааме в непогоду меня защищали деревья, здесь я как на ладони. Затаскиваю каяк на откос, кладу его, перевернув, у входа, на подветренной стороне тента. Набираю полный котелок воды, вещи закидываю под тент, на коленях заползаю внутрь и, наконец, оказываюсь в безветрии — на меня ничего не давит. Застегиваю молнию входа, для надежности прикалываю вход колышками.

Все мокро вокруг: все листочки голубики, копеечные резные листики карликовой березки, осочки и лишайники, водяника и багульник — весь ковер тундры — мой пол, моя постель — все в капельках влаги.

Недостатком моего тента было то, что со стороны полукруглой, из трех треугольников сшитой, входной стенки-апсиды мне не хватило материала сделать надставку-полосу для заваливания камнями, и поэтому спереди всегда оставалась щель в 3–4 сантиметра шириной. Ее я сразу изнутри загораживаю гермомешками, под тентом становится еще теплее. За лопасть стойки-весла убираю круглый котелок с водой — теперь из моего убежища можно не вылезать хоть до завтрашнего обеда.

Впервые за путешествие достаю бережно завернутую в материю мою крохотную горелочку, навинчиваю на газовый баллон, маленький полулитровый котелочек подвешиваю над пламенем на маленькой рогульке (вдруг разольется, если просто поставить на подставку), накрываю сверху все сооружение куском стеклоткани почти до земли — нельзя терять драгоценную энергию пламени. Просовываю ладони под ткань, ощущая живительное тепло. Сначала кипячу воду для чая, потом в этом же котелочке варю порцию геркулесовой каши — отмеряю пять горстей крупы, заправляю сухим молоком и сахаром. Выковыриваю из пластиковой банки немного, на кончике ложки, топленого масла.

Сижу не раздевшись, в полном гидроснаряжении, на сложенном коврике недалеко от входа, почти под коньком, и спина моя едва не касается ската крыши. При порывах ветра тент бьет меня по плечу, неприятно холодит. Подкладываю на плечо кусок пены — сидушку. Прислушиваюсь к погоде, а вернее, к непогоде, оцениваю, хорошо ли стоит тент — это его первое серьезное испытание в открытой местности. Дождь настолько плотный, что кое-где немного пробивает крышу. Не то чтобы капают капли — с потолка, словно из пульвелизатора, рассеиваются мельчайшие брызги. Но это не беда, больше меня путает ветер. На фоне постоянного сильного ветра на крышу временами обрушиваются ураганные порывы. Все гудит, тент ходит ходуном, колышки шатаются. Что же будет?