Хеймиш Макиннинс - Восхождение в затерянный мир Страница 37

В конце концов я все же ступил на полку. Однако, чтобы траверсировать оттуда на широкую площадку справа, мне надо было пройти метров пять, а полка в эту сторону сходила на нет, сменяясь гладкой плитой. Словом, трудный кусок, и в конце концов я вбил ОКС («осознание конечной сущности»— так мы называем маленький крюк из никелевой стали, длиной не больше сустава вашего пальца, частое применение которого чревато либо ранним инфарктом, либо превращением альпиниста в груду костей, поскольку он являет собой скорее психологическую, нежели реальную опору.—X. М.).

Осторожно сжимая ОКС большим и указательным пальцами, я ухитрился дотянуться ногой до широкой полки и встать на нее. Выше просматривался характерный участок, изученный нами снизу, — длинный внутренний угол, получивший затем наименование Большой впадины. Широкую полку, которой обилие бромелий придавало сходство с ананасовой плантацией, Дон назвал Капустной грядкой. Пусть эта грядка была не слишком велика, зато растущая на ней зелень отличалась исполинскими размерами».

— Ну что, могу подниматься?! — нетерпеливо крикнул наконец ожидавший на Нише Мо.

— Не вижу смысла, Мо. Я сейчас нахожусь в начале внутреннего угла. Во время спуска расчищу маршрут.

— Идет, — скучным голосом отозвался Мо.

На самом деле ему было не так уж скучно на Нише; пятнадцатисантиметровая многоножка, которая спускалась к нему по стене, и летящие сверху колючие растения-подушки, сбиваемые Джо, вносили разнообразие в его жизнь. Огромные усилия, потраченные Джо в этот день, принесли ему и всей экспедиции выигрыш всего двух с небольшим метров по вертикали, но это были чрезвычайно важные метры: Джо благополучно достиг Большой впадины и заключил, что ее можно будет пройти без особого напряжения. Во всяком случае, первый участок внушал нам оптимизм.

Поскольку облачная завеса скрыла этот акт спектакля «Затерянный мир», мы с Доном мало что видели из происходившего на стене. Мы постепенно спускались обратно к лагерю 7, навешивая веревочные перила. Приблизительно в то время, когда мы вернулись в лагерь, а Мо и Джо начали спуск по веревке, Чам принял радиограмму от своего коллеги в Маиурапаи. Накануне туда пришел Адриан, проделав весь путь за полтора дня, — нешуточное достижение! Мы узнали об этом вечером через Мориса, который утром пошел в лагерь 6, чтобы взять там баллончики с газом и горное снаряжение, и принес нам записку от Нила.

Джо зажег газовую лампу, а Морис и Майк приготовили ужин при ее бодрящем свете: суп, тушенка, сублимированный картофель. Нельзя сказать, чтобы мы ели досыта, но и не голодали — спасибо и на том. От Мориса мы узнали, что в лагере 6 с продуктами худо — рис отмеряют скупо, словно золотой песок, и обитатели лагеря чувствуют себя совсем заброшенными, поскольку все носильщики ушли.

Царившая в лагере 7 грязь не поддавалась описанию. Под ногами — сплошное жидкое месиво, и притом пищу готовили прямо на земле. Все вещи — мокрые, ботинки уподобились влажной промокашке, на камерах оседала влага, объективы покрывались плесенью. В 16.30 начался ливень, который затем продолжался с неослабевающей силой. Вокруг хижины шумели потоки; маленькие ручейки просачивались в нашу обитель, так что гамаки можно было сравнить с белыми лодками, Мо нездоровилось, и он, наглотавшись пилюль, удалился в свою палатку, держа в руках любимое чтение — «Медицинский справочник альпиниста». Его палаточка смотрелась как необитаемый остров среди вязкого болота. Через несколько минут до нас донесся испуганный вопль: в палатку Мо забрался в поисках суши здоровенный паук!

Джо тоже чувствовал себя паршиво. Откашливание, которым он прочищал себе глотку по утрам, теперь растянулось на целый день, и продукты этой долгой процедуры собирались в пустой банке из-под орехов. Джо просто не мог обходиться без этой плевательницы — такими густыми были мокроты…

При свете лампы я приступил к написанию корреспонденции для «Обсервера». Было условлено, что на другое утро Майк и Морис отнесут мое сочинение в лагерь 6, куда они собирались идти за продуктами, и передадут гонцу из числа носильщиков, которые должны были вот-вот прибыть. В моем письме на имя Джереми Ханта, приложенном к корреспонденции, говорилось:

«Болото Эль-Дорадо, 20 октября.

Дорогой Джереми!

Нам приходится туговато, не хватает продуктов, и на вертолетную заброску рассчитывать не приходится. Да и без хвори в нашем лагере не обошлось — у Мо началось что-то вроде малярии (но в газете об этом не упоминай). На прошлой неделе мы обнаружили, что около половины сумок с продуктами, оставленных в лагере 1, не дошли до лагеря 6. Мы оставили кое-какой провиант в лагере 4 на обратный путь; теперь послали за ним носильщиков, потому что в лагере 6 осталось продуктов всего на три дня, положение серьезное…»

Закончив статью, я выскочил под дождь, направляясь в свою палатку, установленную в тот день на островке рядом с Мо. Мокрый насквозь, весь в грязи, я нырнул внутрь.

— Как дела, Мо? — крикнул я.

— Паршиво, Температура высокая, да к тому же понос. То и дело приходиться вылезать.

— Могу я чем-нибудь помочь тебе?

— Спасибо, не надо.

Дождь лил не переставая до восьми утра. Мне снилось, что я снимаю струи Алмазного водопада, сидя в челне. Проснувшись, я услышал, как мимо палатки текут ручьи, а со стороны обители Мо доносились звуки, указывающие на рвоту. Меня очень беспокоило его здоровье, тем более что без Мо вся наша экспедиция могла сорваться.

Каким-то чудом в это утро овсянка была без комков; мы запивали ее разведенным в кипятке сухим молоком. Затем Майк и Морис двинулись в путь, захватив свои рюкзаки, мое сочинение и экспонированную пленку. Джо по-прежнему нездоровилось, и он не покидал гамака. Мы с Доном принялись готовить снаряжение для стенки, решив поработать на ней завтрa, хотя наше личное снаряжение еще не подоспело. Дон смастерил из нейлоновой тесьмы самодельную обвязку. Как не назвать иронией судьбы тот факт, что из всех членов экспедиции только создатель беседки Уайлэнза оказался без этого приспособления! И друзья не могли его выручить: их обвязки не налезли бы на столь обширное брюхо. Четыре обвязки, которые взял Джо в своем магазине в Лэнберисе, больше подходили для какой-нибудь стройной девушки, чем для Дона с его стадесятисантиметровой талией! Я уложил кое-какое личное имущество и продукты на те два дня, что мы намеревались провести в лагере 8, в пещерке у основания Великого Носа.

День был облачный, совсем как на шотландской пустоши в ноябре. Холодные густые облака, готовые вот-вот пролиться дождем, лепились к скалам, словно белый мох, и болото Эль-Дорадо выглядело еще причудливее, чем обычно. Стоя возле моей палатки, я высмотрел двух крупных птиц, паривших слева от Носа; в это время небо на минуту расчистилось. Судя по всему, это были гарпии, которые гнездятся в этом районе. В прошлом столетии Шомбургк наблюдал гарпий по другую сторону Рораймы. Поглядев в свой цейссовский бинокль, Дон подтвердил, что они и впрямь не из маленьких, однако не сравнятся с кондорами, виденными им в Патагонии.