Анна Ковальска-Левицка - Мавритания Страница 37

Подобных происшествий у нас было много, и не только в Вадане. Даже в столице, когда перед зданием одного из министерств мы хотели разузнать о переезде в Бутилимит (куда, если верить карте, из Нуакшота нет никакой дороги), нам привели молодого негра в новенькой роскошной форме шофера. Он сообщил нам подробные сведения и в подтверждение своих слов добавил, что дорогу знает хорошо, потому что он — «раб» самого президента, а поскольку родители президента кочуют вокруг Бутилимита, он часто ездит по этим маршрутам со своим патроном. Конечно, молодой шофер был вольноотпущенником, но, чтобы приобрести в наших глазах вес и значение, он предпочел вслух признаться в своей принадлежности такой высокопоставленной особе, как президент республики.

Собственно, рассказом о «рабах» и вольноотпущенниках можно было бы завершить описание состоящей из четырех классов, замкнутой, взаимосвязанной системы политической, социальной и экономической зависимости мавританского общества. Рядом с двумя правящими и двумя прислуживающими классами в стране живут свободные люди, которые хотя непосредственно и не связаны с ними, но являются непременным их дополнением. Это ремесленники и гриоты. Их происхождение неясно. Они, как утверждают, «были и будут», потому что без них жизнь мавров невозможна. Ремесленники производят всевозможные предметы, которыми пользуются как хасаны и марабуты, так и их прислуга. Другие передают «красоту жизни», то, что в ней есть прекрасного, веселого, смешного. Это певцы, танцоры, мимы, шуты, а также хранители истории, героических дел воинов и мудрости марабутов.

Ремесленники представляют замкнутую касту. Жениться они могут только внутри ее. Невозможно представить, чтобы сын ремесленника или его дочь занимались чем-то другим, нежели их родители. Дети овладевают мастерством под неослабным вниманием родителей, работая с ними с первых лет жизни. Потом, став независимыми, они продолжают заниматься своим делом, чтобы затем передать его следующему поколению. Семья ремесленника, муж и жена, это, в общем, мастерская, где производится абсолютно все, в чем нуждаются скотовод, земледелец, торговец, аристократ и мудрец. Этих людей этнологическая литература назвала «кузнецами», хотя кузнечное ремесло только один из многих видов их занятий. На языке хасания их называют маллемин*. Лучше всего они овладели обработкой металла. На примитивной наковальне, врытой в землю, при помощи небольшого, разжигаемого на земле горна из древесного угля они делают оружие, всевозможные ножи, сельскохозяйственные орудия, топоры, мелкие металлические предметы, оригинальные украшения. Предметы из дерева нередко прекрасно отделывают другими породами дерева, украшают оковкой и кожей. Ремесленники изготовляют седла для верховой езды на верблюдах, для перевозки на них товаров, делают красивые окованные коробки, в которых кочевники держат самое дорогое свое имущество, выдалбливают из дерева сосуды для молока, миски, воронки и много других вещей, необходимых в быту. Жены ремесленников, в свою очередь, занимаются выделкой кож и делают из них ведра для воды, канаты, дорожные торбы, разрисовывают причудливыми узорами бараньи шкуры, на которых спят во время поездок и укрываются в леденящие сахарские ночи. Они также шьют сандалии и, наконец, красивые подушки для сидения в палатке, что считается предметом роскоши и редко встречается у обыкновенных кочевников. Женщины — это подлинные мастера росписи кож. В Мавритании было неизвестно изготовление ковров и килимов* и вся потребность в красоте и удобстве палатки или помещения восполнялась расписанными кожами.

Супружеская пара — кузнец и его жена, дубильщица и скорнячка, — прекрасно дополняют друг друга и составляют мастерскую. Их трудолюбивым, ловким и талантливым рукам население обязано всем, чем оно пользуется, они хранят традиции изобразительного искусства Мавритании. Только ремесленники занимаются декоративным искусством, украшают изделия, а вместе с ними и жизнь.

В настоящее время на базарах многонаселенных ксаров встречаются изделия ремесленников, но обычно они выполнены менее тщательно, чем те, которые делаются на заказ. В удаленных районах страны ремесленник продолжает работать только по заказу и чаще всего из предоставляемого материала. Стоимость отдельных видов работ установлена с давних времен и почти всегда выплачивалась натурой. Например, изготовление ведра из кожи верблюда (материал заказчика), то есть выделка кожи и шитье самого ведра, стоило 3 мудда[16] проса, за многодневную работу скорнячка получала 3 мудда проса. За выдолбленную из дерева посуду для дойки верблюдов или для еды платили таким количеством проса, какое входило в изготовленное изделие, или двойной мерой молока. Но за женское седло для езды на верблюде, тщательно отделанное и очень сложное, отдавали годовалого верблюжонка и мужское бубу. За менее трудоемкое мужское седло для езды на верблюде отдается вся передняя часть убитого верблюда. За точку ножа или починку какого-нибудь предмета, в зависимости от размеров ремонта, кузнец получает голову барана или голову коровы. Сегодня в селениях, близких к городам, и на юге страны оплата все чаще производится деньгами. Я хотела купить старинный, очень красиво отделанный сундучок, который присмотрела себе в доме одного из кузнецов в оазисе Сахары. Кузнец колебался, явно не зная, сколько запросить. Но мой проводник быстро совершил сделку, он предложил кузнецу подходящую ому вещь — свое уже достаточно поношенное бубу.

Ремесленники — тот общественный класс, который открыто презирается, несмотря на то, что они свободны и без их труда не могут обойтись мавры. Возможно, это происходит потому, что мавританская элита, хасаны и марабуты, презирают всякую физическую работу? А может быть, причина презрения заложена гораздо глубже, до сих пор неизвестно, откуда взялись кузнецы, каково их происхождение, когда они выделились в обособленную группу. Существование отдельных, замкнутых и потомственных каст кузнецов и среди негрских народностей доказывает, что каста ремесленников характерна не только для Мавритании. Они не выделяются ни в культурном, ни в физическом отношении, а ведут только несколько иной образ жизни, диктуемый профессией и общественным положением. Вообще же ремесленники разбросаны по многим стоянкам и работают для семей, с которыми вместе кочуют, но чаще всего их можно встретить в селениях. У них там свои дома, где они живут и работают и куда приезжают кочевники с заказами. В крупных селениях ремесленники образуют большие группы или целые кварталы. Совершенно случайно я попала в такой квартал в Вадане. Я ходила по узким, почти yуже темным перед заходом солнца лабиринтам улочек и неожиданно вышла на маленькую площадь, над которой стоял страшный смрад. Вся она была завалена отходами кож. Оказалось, что я нахожусь среди домов ремесленников, где, как это здесь принято, на маленькой площади устроили свалку. В низких дверях одного из каменных домов показался седобородый старик с открытой темной грудью, увешанный бусами и всевозможными гри-гри. Он любезно приветствовал меня, и это придало мне смелости заглянуть внутрь его дома. Я воспользовалась приглашающим жестом и вошла. Пробравшись по низкому коридорчику, я оказалась во внутреннем дворике величиной с небольшую комнату, со всех сторон окруженном каменными стенами жилых комнат. На стенах висели бурдюки с водой, в углу дворика стояла ручная мельница из двух небольших камней. Здесь находилась мастерская владельца-кузнеца: тлел костер, у наковальни лежали немногочисленные инструменты. С их помощью кузнец отделывал мужское седло для верховой езды на верблюде. Кругом лежали незаконченные ножи, куски железа и дерева. Чувствовалось, что я застала его в разгар работы. Но большую часть этого ограниченного пространства занимала мастерская жены кузнеца. Она сидела на чем-то вроде носилок, напоминающих женское седло для езды на верблюде. Женщина была занята росписью белоснежной бараньей шкуры, прекрасно выделанной и обшитой зеленой кожаной каймой. Скорнячка маленькой кисточкой наносила на шкуру изящный многоцветный геометрический орнамент. Рядом лежала большая раковина, наполненная кроваво-красной краской, дощечка с растертой зеленью и набор различных кисточек. Кругом сохли сырые шкуры, прибитые к стенам дома. Краски художница делала сама из известных ей трав, глины и пепла некоторых растений. Краски покупались и на базаре, но ни один краситель не был продукцией химических заводов Европы.