Сесил Форестер - Коммодор Страница 39

— Я приглашен на обед к царю и Бернадотту, — сообщил Хорнблауэр Бушу, протягивая письмо. Буш с умным видом взглянул на него, слегка склонив голову набок, как будто бы он и сам мог читать по-французски.

— Полагаю, что вы пойдете, сэр?

— Да.

Вряд ли будет тактичным начинать свое знакомство с представителями высшей власти России и Швеции с отказа от императорского и королевского приглашения.

Хорнблауэр вдруг оглянулся и заметил, что, по меньшей мере, половина офицеров «Несравненного» прислушивается к его словам. Публичное обсуждение дел, касающихся только его одного, вряд ли способствовала бы сохранению величия и тайны, окружающей коммодора. Он самым досадным образом нарушил давно установленные для себя правила.

— Неужели ни у кого из вас нет более полезных дел, чем стоять и пялиться? — взревел Хорнблауэр на окружающую его толпу, — если нужно, я найду работу хоть на топе мачты, в том числе — и для старших офицеров.

Смущенные, они сразу же начали исчезать, причем каждый изо всех сил старался избежать взгляда коммодора. Весьма желательный результат был, наконец, достигнут, после чего Хорнблауэр вдруг заметил, что гусар держит в руке еще одно письмо. Он взял его у посланца и взглянул на конверт.

— А, полковник, это вам, — проговорил Хорнблауэр, протягивая письмо Уичвуду и повернулся к Бушу: — Царь и Бернадотт сейчас в Петергофе — вот это место на карте, на побережье Ораниенбаума. Вы, разумеется, примете команду в мое отсутствие.

На лице Буша отразились все его сложные переживания: Хорнблауэр знал, что сейчас ему вспоминаются другие случаи, когда Хорнблауэр оставлял его за себя, чтобы, например, нанести визит сумасшедшему тирану в Центральной Америке или пуститься в отчаянную эскападу на побережье Франции.

— Есть, сэр! — откликнулся Буш.

— Мне нужно взять с собой представителей моего штаба, — продолжал Хорнблауэр, — кто, по-вашему, достоин пообедать с царем?

Он пытался разговаривать с Бушем, который формально был равен ему по чину, в легком тоне — особенно теперь, после недавней неприятной для него сцены.

— Полагаю, вам понадобится Броун, сэр?

— Полагаю, что так.

Но обед у царя станет событием для любого молодого офицера, событием, о котором он будет вспоминать всю оставшуюся жизнь. Хорошая служба должна быть вознаграждена приглашением, а будущий адмирал сможет обогатиться неоценимым опытом.

— Я возьму Харста, — наконец решил Хорнблауэр. Это не было попыткой приблизить первого лейтенанта к адмиральским эполетам — дисциплина требовала, чтобы он принял участие в этом торжественном событии: — И молодой Маунд, если вы будете любезны поднять для него сигнал. И еще мичман. Кого бы вы могли бы рекомендовать?

— Соммерс наиболее сообразителен, сэр.

— Этот толстый? Очень хорошо, возьму его. Вы также приглашены, полковник?

— Да, сэр, — ответил Уичвуд.

— Мы должны быть на месте в четыре. Сколько времени займет дорога?

Он взглянул на гусара, который не понял вопроса, а затем оглянулся по сторонам, в поисках Броуна, которого на палубе не оказалось — что было особенно возмутительно. Когда Хорнблауэр разгонял толпу бездельников, он, конечно же, вовсе не имел в виду Броуна, но, судя по всему, Броун, с его показной скромностью, решил истолковать приказ коммодора буквально. Он раздраженно бросил приказ проходящему мичману и ожидал, пока Броун поднимется обратно, клокоча от злости. Однако, приход секретаря не принес ему долгожданного облегчения: в ответ на переведенный вопрос Хорнблауэра, гусар только поднял глаза к небу и пожал плечами, после чего все-таки дал ответ — переведенный Броуном — что дорога может занять два, а то и четыре часа. Будучи кавалеристом, а не моряком, гусар не мог оценить время, необходимое для переезда в шлюпке.

— Черт побери, мы не можем опоздать на королевский прием, — взорвался Хорнблауэр, — отбываем через полчаса.

Хорнблауэр пунктуально появился у борта, где его уже ожидали остальные: юный Соммерс, чьи пухлые щеки побагровели от напряжения, Харст и Маунд, неловкие в полных парадных мундирах и Броун, одетый со всей тщательностью.

— Садитесь, — бросил Хорнблауэр.

Молодой Соммерс, в соответствием с освященными временем правилами, первым ступил в шлюпку, Броун последовал за ним. Перелезая через борт Броун неловко вскинул руку, вслед за ней задрался тесный сюртук и жилет. Хорнблауэру на мгновение бросился в глаза какой-то черный предмет на поясе у его секретаря, что-то черное. Это могла быть рукоять пистолета, засунутого дулом за пояс панталон на самом боку, там, где выпуклость менее всего заметна под одеждой. Впрочем, на боку у Броуна была и шпага — Хорнблауэр удивился было, зачем ему еще и пистолет, но вслед за Броуном уже спускались Маунд и Харст, а за ними уже нависал Уичвуд, в своем алом мундире и медвежьей шапке. Гусар должен был спускаться вслед за полковником, а коммодор — последним, но кавалерист вдруг отступил назад с неуместной вежливостью, кланяясь и уступая дорогу старшему по званию.

— После вас, сэр — проговорил Хорнблауэр прямо в глухое для английской речи ухо гусара. Ему пришлось чуть ли не топнуть ногой, чтобы заставить недогадливого кавалериста спуститься в шлюпку первым, а затем Хорнблауэр и сам перелез через борт под свист дудок боцманских помощников; стоящие на палубе офицеры замерли, салютуя коммодору. Наконец он с трудом спрыгнул на кормовое сиденье — помимо парадного мундира, движения дополнительно сковывал еще и шлюпочный плащ. В носовой части пинассы была небольшая каюта, в которую он и втиснулся вместе с Уичвудом, Харстом, Маундом и младшими офицерами; гусар скромно остался на корме. Старшина-рулевой выкрикнул какой-то приказ, шлюпка отвалила от «Несравненного», и, подняв парус, направилась к берегу Ораниенбаума.

Со своего места Хорнблауэр мог видеть Броуна, сидевшего на корме. Дело с пистолетом казалось не таким уж серьезным — очевидно его секретарь, как бывший мятежник, боялся нападения по дороге или ареста на берегу и хотел иметь средство для самозащиты. Но ведь даже русские, не осмелились бы поднять руку на чиновника британской службы в английском мундире. Рукоятка этого пистолета была большая и черная… Хорнблауэр вдруг заерзал на рундуке, на котором сидел, развел колени в стороны и вновь свел их вместе. Этот пистолет, рукоятку которого он видел за поясом Броуна, был один из тех пистолетов, которые Барбара подарила ему. Он слишком хорошо запомнил форму его рукоятки черного дерева, чтобы ошибиться.

Если на борту появляется вор — это всегда неприятно и вселяет тревогу — кражу совершить легко, а круг подозреваемых весьма широк, — однако в данном случае дело было даже не в этом. Это будет отвратительное дело — обвинить Броуна в воровстве и подвергнуть наказанию за это. Английские капсюльные нарезные пистолеты — возможно, первый образчик оружия такого рода, попавший в Россию — можно продать при дворе за хорошую цену. Броун вполне может рассчитывать получить за него две, а то и три сотни гиней. Однако при всей своей предубежденности к своему секретарю, Хорнблауэр не мог представить его обыкновенным воришкой.