Игорь Зотиков - Я искал не птицу киви Страница 4

Идея эта показалась заманчивой, и я предложил Виктору, которому предстояло работать над дипломным проектом в МЭИ, сконцентрировать своё внимание на вопросах распространения ультразвуковых волн в воде.

Шло время. Бурами Морева мы пробурили уже не один ледник: на Кавказе, Памире, Полярном Урале, а Виктор защитил диплом, в котором были и ультразвук, и вода, и лёд в нужном сочетании. Правда, когда я как один из руководителей дипломного проекта предложил включить в него описание будущего эксперимента на леднике Росса, сотрудники кафедры скептически улыбнулись: «Вы лучше уберите все это, диплом и так хороший, а с вашей экзотикой он будет выглядеть несерьёзно». Мы не возражали, ведь главный вывод дипломной работы всё равно оставался — предложенный «зонтик» должен работать.

Я сообщил в штаб Проекта, в город Линкольн, об ультразвуковом устройстве и о том, что хотел бы взять с собой инженера Виктора Загороднова. Сообщил также и о том, что мы можем пробурить ледник своими силами. Предложения были приняты, правда, не целиком: бурение с отбором образцов по всей толще ледника руководство Проекта оставляло за собой.

— Считай, что ты уже член Проекта, — сказал я Виктору.

Но он встретил мои слова недоверчиво:

— Что?… Вы думаете, мы полетим со своими самодельными штучками в Америку и Антарктиду?

— Да, да, Витя! Всё будет хорошо…

Сначала мы должны будем лететь в Вашингтон, потом в Линкольн, потом в Лос-Анджелес — отправной пункт антарктической экспедиции, потом на Гавайские острова — там мы заправимся, а уж оттуда — прыжок в Новую Зеландию, где в городе Крайстчерч получим тёплую одежду, и дальше, через океан, тоже самолётом, на станцию Мак-Мёрдо — главную американскую базу в Антарктиде.

— Эта дорога мне хорошо известна, — говорил я Виктору, — так что не заблудимся. С Мак-Мёрдо перелетим в центр ледника Росса. Американцы пробурят для нас дыру, мь опустим под лёд наш «зонтик» и…

Говоря это, я чувствовал, что Витя не верит Ни одному моему слову. По-видимому, никто до сих пор не рисовал ему воздушных замков так откровенно и беззастенчиво. Однако это не помешало ему с энтузиазмом взяться за изготовление «зонтиков»…

К этому времени белая равнина ледника Росса была разделена на карте сериями линий, обозначенных цифрами и буквами, на квадраты со стороной около пятидесяти километров, и в каждом углу каждого квадрата на местности были установлены вехи, положение которых очень точно определялось с помощью спутника. Наблюдая за изменением координат с течением времени, можно было судить о скорости движения льда и его направления.

Тяжёлые американские самолёты начали летать над ледником, и радиолокационная аппаратура, установленная на них, позволила определить толщину ледника и глубину моря под ледником. На основе полученной информации было выбрано место для бурения, оно пришлось на пересечение линий «J» (по-английски произносится «джей») и 9 (по-английски — «найн»). В связи с этим будущую станцию решили назвать просто: лагерь J9, что по-английски звучит «Джей-Найн».

Бурение на станции стало главной частью Проекта. Однако первая же попытка пробурить ледник в районе лагеря, где толщина льда превышала четыреста метров, закончилась неудачей. Так же закончилась и вторая попытка, в следующем сезоне.

Между тем началось изучение и других шельфовых ледников Антарктиды. Известный полярник академик Алексей Фёдорович Трёшников, в то время директор Арктического и Антарктического научно-исследовательского института в Ленинграде, возглавил комплекс работ по изучению шельфовых ледников в составе Советских антарктических экспедиций. В 1975 году участники одной из этих экспедиций во главе с океанологом Львом Саватюгиным прошли термобуром Морева насквозь более четырехсот метров толщи шельфового ледника в районе станции Новолазаревская. Они успели даже опустить через скважину планктонную сеть в надежде получить ответ на вопрос, есть ли там жизнь. Но скважина замёрзла слишком быстро. Сеть и аппаратура так и остались где-то у дна… Наконец нам пришло письмо из-за океана. Лихорадочное оформление выездных документов, сбор и упаковка тысяч килограммов различного оборудования. В последнюю минуту решили всё-таки взять с собой бур Морева и лёгкую буровую лебёдку, которую сделал Виктор. Ведь бурение у наших коллег шло плохо, год за годом Проект откладывался. Конечно, неудобно было без особой надобности предлагать американцам своё оборудование, но всё же мы решили подстраховаться и, как потом выяснилось, правильно сделали.

Пришли в себя после сборов только тогда, когда самолёт взлетел и взял курс на Вашингтон. Впереди нас ждали бесконечные аэродромы и пересадки, ровно столько, сколько я обещал Виктору…

На шельфовом леднике Росса

Когда распахиваются двери самолёта в Антарктиде, первое, что чувствуешь, — это холодный и очень сухой воздух. Масса света, невероятно яркого солнца. Когда мы прилетели из Мак-Мёрдо в лагерь «Джей-Найн», нас встретил Джон Клаух. Весь чёрный от загара, грязи и копоти, со смертельно усталыми глазами. Ведь днём надо было бурить, а ночью принимать самолёты (они почти всегда почему-то приходили ночью). И колоссальная ответственность.

Вместе с нами на «Джей-Найн» прилетела группа учёных из разных стран. И все они ждали одного — скважину. Биологи намеревались опустить под лёд сети и узнать, есть ли там что-нибудь живое. Но для этого нужна была скважина. Геологи хотели взять грунт со дна подледникового моря. Но для этого нужна была скважина. Океанологи привезли с собой вертушки для определения скоростей течений и бутылки для отбора проб воды — им тоже нужна была скважина.

Лагерь «Джей-Найн» представлял собой абсолютно плоскую, сверкающую, на солнце ледяную Пустыню, в середине которой стояли несколько зелёных стандартных палаток, похожих на длинные, поваленные на бок и наполовину зарытые в снег бочки. Их здесь называли «джеймсвей» Снаружи палатки были обтянуты ветронепроницаемой материей, а изнутри — слоями теплоизоляции. Поэтому одна — две соляровые печки, поставленные в «джеймсвей», делали его вполне сносным для жилья и работы.

Три палатки имели служебное назначение, и в них размещались штаб, лаборатория и кают-компания с кухней, туалетом и душем. Рядом со штабной палаткой колыхался ярко-оранжевый «сачок» матерчатого конуса, напоминающий, что сюда прилетают, самолёты, и торчали покосившиеся удочки радиомачт. «Спальных» палаток, или «слипинг квортерс», было две. Как это обычно бывает на полярных станциях, окна в них, вне зависимости от того, ночь это или полдень, были занавешены, и входить туда надо было на цыпочках, чтобы не разбудить спящих грохотом сапог по фанерному полу.